Вся эта подготовительная работа, однако, не помогла (по крайней мере, с точки зрения критиков). Все испортила одна нелепая случайность, которая произошла на премьере, 24 ноября 1922 года. В IV акте я стоял на ступеньках, ведущих к гробу Джульетты, и вдруг потерял равновесие и кубарем покатился вниз. Это никак, разумеется, не отвечало романтической обстановке сцены. «Мы не увидели в Джильи, — дружно писали на другой день газеты, — трагического влюбленного». Я вздохнул с притворным облегчением. Когда же критики завели разговор о моем пении, то они стали любезнее. «Партия Ромео оказалась исключительно подходящей для Джильи, потому что она отвечает всем особенностям его голоса», — заявила «Нью-Йорк Сан». Однако тень Жана Решке все еще преследовала меня, вызывая у «старых поклонников оперы незабываемые, неизгладимые воспоминания».
В музыке «Ромео и Джульетты» нет каких-либо действительно замечательных мест. Полагают, что Гуно собрал в ней все неиспользованные наброски к «Фаусту». Но музыка приятная, мелодичная. В опере есть четыре любовных дуэта. И, кроме того, зачем же пренебрегать даже остатками «Фауста»? В нашей постановке Джульетту пела Лукреция Бори, Меркуцио — де Лука, Капудетти — Дидур и монаха Лоренцо — Леон Ротиер, прекрасно дирижировал оркестром Луис Нассельманс; к тому же, это был торжественный спектакль. Были сделаны новые великолепные декорации и костюмы. Романские покои сверкали золотой мозаикой, а во 2-й картине — в сцене в саду — сверху свисали длинные ветви ивы, тень от которой падала на освещенную лунным светом садовую стену. Критики писали о некоторых недостатках, но публика была в восторге, и это было для меня самое главное.
День национального американского праздника запомнился мне необычным концертом. Вместе с маэстро Розати — он аккомпанировал мне — я выступал с концертом в капелле тюрьмы «Синг-Синг». Там собралось тысяча сто заключенных. Программа концерта была та же, что и несколько дней назад, когда я пел в салоне одного миллионера на Парк-Авеню. В программу входили: ария «Мне явилась...» из «Марты». «Сияли звезды» из «Тоски», «Мне играть» из «Паяцев» и «Сердце красавицы» из «Риголетто». Заключенные слушали очень внимательно, восхищенно и остались очень довольны. Но самые бурные аплодисменты раздались после того, как я спел неаполитанские песни «Любовь была», «Вернись в Сорренто», «Ты одна», «О тебе». Заключенные попросили прислать им пластинки с этими песнями. Затем меня повели осмотреть тюрьму. Я видел заключенных за работой — одни что-то вырезали из дерева, другие нанизывали стеклянные бусинки для дамских сумочек. С ужасом смотрел я и не мог отвести взгляда, когда мне показали новое изобретение — электрический стул...
