— Вы могли бы, как своего рода эпиграф к этой книге, использовать меткую формулировку из моей речи на Конгрессе: «Прежде чем стрелять, нужно хорошенько прицелиться».
Хайнц с трудом подавил улыбку. Какой смысл был в этой глупой цитате? Впрочем, что за цели преследовал Димитров, заказывая книгу, догадаться нетрудно. Нужно было зафиксировать для истории, что только под его, Георгия Димитрова, руководством для Коминтерна началась по-настоящему плодотворная эпоха. Уничижительная самокритика, которой генсек Коминтерна ждал от Хайнца, должна была не только продемонстрировать покорство автора, но и навсегда заклеймить политику Коминтерна до Димитрова как ошибочную и даже преступную.
Когда Димитров, не допускавший даже мысли, что от этого предложения можно отказаться, добродушно осведомился, сколько времени понадобится Нойману, чтобы написать книгу, Хайнц ответил:
— Товарищ Димитров, я не могу взяться за эту книгу. Я не буду оплевывать самого себя…
Генеральный секретарь отшатнулся, словно его ударили.
Должна сознаться, я перепугалась, когда Хайнц вернулся с этой встречи и все мне рассказал.
— Теперь нам точно конец! Тебя немедленно арестуют. Почему, ну почему ты не хочешь писать эту книгу?! Что нам терять?! Может, потом они объявят ее «неудовлетворительной», как и все твои прежние объяснения. Но мы, по крайней мере, выиграем время. Если сейчас ты откажешься писать, они уже не оставят тебя в покое!
Но Хайнца не смягчили мои отчаянные мольбы. В этой невыносимой ситуации он, казалось, уцепился за то, чему, живя только ради партии, так часто наступал на горло — за самоуважение. Он знал так же хорошо, как и я, что нет никакой надежды на спасение, если только он сам не будет молить о прощении. Может быть, отказываясь, он думал о том, как будет выглядеть его будущая жизнь, если ему ее даруют снова? Может быть, то, что он представил себе, казалось нестерпимым? Или у него мелькнула мысль о самоубийстве, которую он в последнее время так часто высказывал, а теперь он решил претворить ее в жизнь, отказавшись от предложения Димитрова?
И снова потянулись недели, и снова ничего не происходило. А затем раздался звонок из издательства «Иностранный рабочий». На том конце провода поинтересовались, какая часть рукописи уже готова.
— Какой рукописи? — спросил Хайнц.
Ему лучше знать какой, ведь Коминтерн уведомил издательство, что он пишет книгу о VII Всемирном конгрессе.
— Мне никакую книгу не поручали, — ответил Хайнц и повесил трубку.
