В одном месте берег зарос так густо, что за деревьями ничего не было видно. Миновав заросли, мы выбрались на поляну — и замерли в изумлении. Нам открылось зрелище, совершенно немыслимое для советской жизни. По снегу несся конь, вздымавший белые клубы снега. Он тянул за собой человека на лыжах.
— Скиджоринг! — хором воскликнули мы.
Этот вид спорта мы в России до сих пор не встречали. Поэтому, как зачарованные, смотрели вслед пролетевшему мимо лыжнику, пока он не исчез за холмом. Мы двинулись дальше, обсуждая представившееся нам зрелище, и пришли к заключению, что это, должно быть, кто-то из зарубежных дипломатов наслаждается чудными зимними деньками. Между тем мы дошли до следующего изгиба и увидели, что на вытоптанном снегу стоит большой красивый автомобиль. Вокруг роскошной машины толпилась кучка мужчин. Как раз в этот миг конь достиг группы ожидающих. Несколько человек тут же подскочили, схватили поводья и стали очень услужливо помогать загадочному спортсмену. До нас донеслись обрывки фраз — говорили по-русски.
— Вот так зарубежный дипломат! — сказал Хайнц с отвращением. — Это какая-то знатная шишка закаляется!
Мы задумались, не повернуть ли назад, так как наша тропка вела прямо к кучке людей вокруг автомобиля. Но все-таки пошли вперед.
— Скорее всего, почтенные люди в темном — личная охрана этого вельможи, — проговорил Хайнц, а когда мы приблизились к галдящей группке на несколько метров, он повернулся к нам и воскликнул:
— Смотрите, даже конь подхалимничает!
Мы расхохотались. Замечание было меткое, так как энергичный скакун, которого держали под уздцы, постоянно откидывал голову назад, а затем склонялся к самой земле, и пена летела у него изо рта. Едва прозвучала шутка Хайнца, как человек в лыжном костюме обернулся, удивленно уставился на нас и с некоторой манерностью произнес:
— Нойман, вы здесь?! Почему не в Испании?! Что вы до сих пор делаете в Москве?!
Мы оказались лицом к лицу с Лазарем Моисеевичем Кагановичем и его обслугой.
Нас всех представили друг другу, мы обменялись вежливыми банальными фразами и вскоре распрощались. Радость от прекрасного зимнего дня была основательно подпорчена. Понадобился огромный «бьюик» и восемь человек охраны, чтобы член советского правительства смог поправить свое бесценное здоровье! Но больше всего поразил нас наглый цинизм, прозвучавший в словах Кагановича. У этого паразита хватило наглости попрекнуть, пусть и в вежливой форме, Хайнца тем, что он засиделся в московском тылу, вместо того чтобы рисковать жизнью на фронтах Гражданской войны в Испании. Будто мы по своей воле сидели в Москве!
