— Быстрее, — кривоносый низко наклоняет голову, вроде готовясь к атаке. Это всего лишь воробьи, чего ты боишься? Неудачно ступив на поврежденную ночью ногу, сбиваюсь с шага. Парень в дурацкой кепке подхватывает под локоть и тащит к ближайшему входу.
— Через техников пройдем, — бросает напарнику. Тот отстает, прикрывая тыл. Я не сдерживаюсь и начинаю смеяться. Нелепо — громила против крохотных вертких пташек! Хохочу, спотыкаюсь, картинка расплывается от слез.
Прихожу в себя от пощечины, в коробке стерильных стен административного комплекса.
— Сама дойдешь? — с ужасом и угрозой спрашивает охотник.
— Да, — скалюсь, проглатывая горькое послевкусие истерики.
Холодные лабиринты, внезапно многолюдные. Перед нами расступаются. Спускаемся ниже, где черный камень с узлами вплавленных чар и одинаково закрытые железные двери.
Я всегда буду за твоей спиной. Что это вообще значит? Как я могла согласиться?! Каждые двадцать метров — решетки. Лязгают сами по себе. Если я попытаюсь бежать, откроются ли створки? Повисаю кулем на руках конвоиров. Вдруг повезет усыпить их бдительность, и тогда…
Я не знаю, что тогда. Остается лишь тянуть время.
Двойные двери. Конференц-зал — сообщает табличка. Охотник в кепке распахивает створки:
— Двигай.
Я задерживаюсь на пороге на несколько бесконечных мгновений прежде, чем могу сделать шаг вперед.
— Добрый день, Зарин. Проходите, прошу вас, — серый человек скукожился с краю длинного прозрачного стола. Многочисленные стулья пустуют. Вместо дальней стены — занавешенное стекло с пунктиром двери. На угольных стенах картины в три ряда. Массивные золотые рамы и небрежные зарисовки на ветхой бумаге не подходят друг другу, а интерьеру и подавно.
Максимилиан тоже кажется неуместным. Сидит, неловко скрестив длинные руки и ноги. Можно подумать, я его вызвала на рассвете, а не наоборот. Сегодня мужчина не совсем бесцветен: из-под задравшейся штанины мышиных джинсов выглядывают растянутые синие носки. Костистое лицо ничего не выражает:
— Пожалуйста, садитесь, — дергается, отодвигая соседний стул. Слишком близко. Приходится вжиматься в спинку, чтобы не касаться его острых коленей. Только теперь замечаю, что за занавесками двигаются силуэты.
Человеческие.
Люди страшнее всего — сказала Нина.
Что она делает сейчас? Что бы сейчас делала я, если бы не прождала ее целое бесконечное лето?
Шарахалась бы от каждой тени. Те, за тяжелой тканью, не отпускают моего взгляда. Криво улыбаюсь им и Максимилиану: видимо, от судьбы не убежишь.
