— Ты не ранишь меня сильнее, чем ранили до тебя. Хочешь — убей. Только сам знаешь, каково потом жить с этим.
Дергается: хватка на секунду слабеет.
— Что ты хочешь вспоминать после? Что принесет тебе покой?
Звякает выброшенный нож.
Меня никогда не целовали. Я не представляла, что поцелуют, и — так. Яростно, отчаянно. Вяжущий металлический вкус на языке, его невыносимый запах — снег
и кровь. Больно. Хорошо. Пальцы с нажимом проходятся по позвоночнику. Я обхватываю Илая за шею. Ловлю рваные пряди. Перебираю, сжимаю и тяну, отстраняя. Он выдыхает:
— Можно остаться.
— Нет, — трогаю его запачканный подбородок. — Нет.
— Если мы вернемся, ты скоро изменишься, — в ответ гладит порез на моем горле. — Мы не можем остаться, — мы сойдем с ума в пустом городе.
— Мы не можем вернуться, — Илай прикусывает рваный рот. — Я… я — не могу.
— Мы заключим перемирие. Прошлое длилось двести лет. Твари защитят нас. Мы станем слабее, придется отдавать часть силы, но…
Качает головой:
— Перемирие ничего не изменит. Не… продлится долго. Мы отличаемся от других. Людей. Никогда не будем равными — они не позволят, — Илай мучительно собирает слова в предложения. Хмурится до острых морщинок на переносице. — Им нужны чудовища, с которыми сражаться. Добро и зло: люди и твари. Мы застряли посередине. У нас нет шанса выжить там.
— Нет, пока прячемся и убегаем. Будто твари. Нужно вернуться. Иначе как они поймут, что мы — не чудови… не только чудовища, — что-то ломается в его взгляде. Я говорю — вспоминая, повторяя, меняя, — далекую фразу из детского мультика:
— Оглянись вокруг. Разве ты не видишь? Это огромный, невероятный мир. Здесь найдется место для каждого.
Место и время — миг невесомости перед падением. Слишком зыбко, чтобы прочувствовать, но достаточно, чтобы знать: даже самые противоречивые вещи способны обрести равновесие. Точку, в которой обрываются-сходятся все линии. Пустоту, где зарождается волшебство.
— Пойдем со мной. Твари…
— Твари не тронут меня, — стоило догадаться. — Мне нужно… время. Пожалуйста. Иди. Я найду тебя.
Легко касаюсь обжигающих губ. Отступаю. Илай задерживает мою ладонь на секунду. Медленно подносит к лицу и оставляет еще один кровавый поцелуй: обещание. Он выглядит устало, но уже не пугающе сломанным. Похоже изменилась Плутон, когда я сказала:
— Да.
Я ухожу, не оборачиваясь. Иначе останусь.
Иначе умру.
***
Она ждет снаружи. Вскакивает, втягивает воздух: — Что произошло?!
Замираю, прислушиваясь. Тихо. Очень, очень тихо. — Кажется, все нормально, — слишком тихо, но…
