***
Огонь свечи. Мягко колеблется, тени танцуют вместе с ним. Золотое тепло — дрожью в кончиках пальцев, раскаленное пятно на ладони. Взмокшие пряди на щеках, дыхание туманом оседает в воздухе. Холодно и жарко. Больно. Как же больно!
— Так не должно быть, ты ведь понимаешь. И не будет. Ты справишься, — голос твари проходится наждаком по нервам. Сжимаю кулак, зажмуриваюсь до черных точек на изнанке век. Ей легко говорить, она вся — морозный сумрак, от загнутых кинжалами когтей до кончиков рогов. Я знаю холод и силу по-птичьи тонких лап. Стискиваю стучащие зубы.
Маленькая свечка вот уже три недели является центром моей вселенной. Но ничего не меняется.
Я не меняюсь.
— Забудь о боли. Огонь — часть тебя. Как дыхание. Если ты задержишь дыхание, почувствуешь боль. Так и сейчас. Отпусти его.
Прячу руки на груди. Кожу дергает и печет. Вытираю слезы тыльной стороной кисти:
— Не могу! Я не понимаю, чего ты от меня хочешь! Огонь обжигает! Это чертова физика!
Я дрожу. Мы в подвале, среди припорошенных пылью коробок и стеллажей, широких колонн. У неподвижного знака. Наверху почти летний зной, но здесь, внизу, черные линии покрыты изморозью. Пахнет горелым и мшистой влагой. Кашляю. Легкие, наверное, черные от подвешенного в воздухе праха. Тварь настояла на этом месте, здесь будет легче, — сказала она. Если сейчас легко, что в ее понимании — тяжело?!
— Злись. Ненавидь меня. Просто дыши, не пытаясь понять механизм. Давай. Еще раз, — со стоном возвращаю руку к огню. Лучше бы не убирала: после передышки ожог взрывается болью.
— Поговори со мной. Скажи, ты же хочешь, — Плутон садится напротив и скалится серебристыми зубами-иглами. Еще бы я не хочу. И говорю.
Все, что думаю о ней, других тварях. О ритуалах, ученых и городе, застывшем во времени. Чертовой свечке и даже Наасе, сбежавшем на пятый день истязаний огнем. Под конец срываюсь в крик и плач. Пламя по-прежнему терзает плоть.
— Хватит.
Осторожно касаюсь ледяного бетона, пытаясь унять боль. Перестать всхлипывать. Как вчера. Позавчера и раньше. Руку рвет агонией. Ноготь на большом пальце оплавился и почернел. Вот, откуда запах.
Чужое дыхание согревает щеку:
— Мы что-то упускаем. Я не могу найти подход к твоей силе. Мне нужно подумать, — гасит свечу мимолетным взглядом. Скотина.
Помолчав, темнота скрипит:
— Отдохни сегодня. Увидимся завтра.
— Стой, — трещат защитные чары. Мрак опустел. Неуклюже поднимаюсь на ноги. На лестнице, ощутив дуновение теплого сквозняка, расслабляю скованные плечи. Кости ломит, колени подгибаются — я просидела так… сколько? С рассвета, когда тварь по обыкновению застыла посередине дороги, противоестественно черная, чуждая солнцу. Звонкая, готовая сорваться с места и исчезнуть от любого моего неловкого жеста. А теперь день клонится к вечеру. Свет меняется: удлинились и остыли тени. Стягиваются под своды заброшенного магазина птицы. Вместо магии, в Отрезке я научилась видеть время.
