— Мораль ясна, — подхватил Владыкин, — одно дерево крошиться начало…
— Ты у нас испокон века догадливый! — Дербенев всплеснул руками. Улыбка расплылась по лицу. — Меня, значит, искусственно поднимают? Спасибо. А по чьим рекордам завод знают? Чье имя в учебниках значится? Кто качающуюся фурму придумал? Ты? Или твой Радин?
— В прошлом это, Миша, в прошлом.
— Без прошлого нет настоящего. Запомни!
Владыкин молчал. Всплыла в памяти фраза, вычитанная где-то: жизнь — бурный разлив реки, всегда в лучшем положении тот, кто плывет по течению, легко, привычно. И они плыли к одному, подсвечиваемому огоньками маяка, берегу…
— Не угодил я Тихону? — прямо спросил Владыкин.
Дербенев легонько присвистнул:
— Зачем нам, Серега, угождать друг другу? Локоть к локтю держаться надо. А дуется Тихон не зря. Таишься. В сговор вступил. Тихон — мудрец, Радина раскусил. Модный говорун, рационалист. За душой — пустота! Нашумит, взбудоражит и… в столицу. А нам — расхлебывать.
— Ты очень резок в суждениях, отец. — Кровь прилила к щекам, лбу, шее Надежды. Провела ладонью по лицу, как бы охлаждая его. — Радин — толковый инженер. И никуда он бежать, насколько мне известно, не намерен.
— Ого! Адвокаты нашлись? — Дербенев неприязненно глянул на дочь. — А ты помолчала бы, мало еще в житейских бурях разбираешься. Ваш Радин, мне Тихон порассказал, что он тут выделывать думает. Ему только задом к огню стоять. Ишь ты, идеями бросается, крючки раскидывает, на них мотыли легковерные клюют. Вроде вас.
— Изменился ты, Миша — прервал ею Владыкин. — Догадываюсь: меня осуждаешь. За вентиляторы, за новую кладку. Ведь не для Радина лично тружусь. Вроде совсем недавно сам напролом пер, крушил нормы, а теперь… вперед не высовывайся, сзади не отставай.
— Все помнить, а философски не осмысливаешь. — Дербенев прервал Владыкина резко, властно. — Время иное. Норму можно было на триста процентов вырубить и стать героем. Помнишь, мне отрез на штаны дали? Ткань «чише». А нынче за такой «рекорд» по шапке.
— Времена меняются, сущность остается! — Надежда поежилась, знала: отец не терпит возражений, особенно на людях, только ничего не могла поделать. Дербенев, сузив глаза, посмотрел на побледневшее лицо дочери, стал доставать из пачки сигарету. Крупные пальцы никак не могли ухватить сигарету, мяли пачку.
— Двое на одного. Да по мне хоть сто человек, все едино не докажут. Техническая революция как бы спрессовала наше и без того плановое хозяйство. Технология отработана? Отработана. Нормы ужесточены? Ужесточены. Так какого рожна вам нужно?.. Наивные дети. Освоим проектную мощность нахрапом — спасибо не скажут, а план с ходу увеличат.
