— Трудновато живут?
— Меня за господина приняли. За мистера!
— Ты и есть у нас господин. Ну, в смысле господствующий класс, — поправился Владыкин. — Элита! Не успел уехать — всюду прорыв. Бригада плавки догревает, крик, ругань, фурмы козлятся. Радин интересовался у Зайцева: почему так? А старина прямо в глаза выдал: вот приедет барин — рассудит.
— Слышь, дочь! — Дербенев обернулся к Надежде, не в силах скрыть довольной улыбки. — Как уеду — волками воют. Что они все без меня?.. И Радин тоже…
— Радин без тебя проживет, а бригада… — Владыкин скривил губы, — все мы — рабочий класс, только классность у каждого своя. А ты, Миша, ребят в черном теле держишь. Вон у Бруно подручный и на дистрибуторе может и конверторщика подменит, пробу возьмет… Давно подметил: когда одного искусственно поднимают, разваливается бригада…
Дербенев чуть отодвинулся от стола, прищурился, Надежда видела, как закаменело лицо отца. Весь словно натянутая пружина, сейчас ударит.
— Тэкс, тэкс! С чужого голоса петь начал?
Владыкин не испугался, наоборот, обрадовался. Наконец-то! Сегодня испытывал разноречивые чувства: был рад встрече и в то же время видел — Дербенев разыгрывает какую-то несвойственную для себя роль, будто заранее заглаживает вину перед ним. А возможно, и наоборот, готовя не совсем приятный сюрприз.
Обычно все шло на семейных вечерах, словно по расписанному сценарию: обильная закуска (все в компании любили поесть), выпивка (какой же разговор насухую), затем болтали об одном и том же: мужчины о горячем стаже, футбола, кровяном давлении, женщины о неверных мужьях, блузках «лапша-секс». Все было ясно, чинно, благородно. Расходились, унося в душе удовлетворение.
На этот раз все шло по-иному. И вот — пробный камень. Владыкин, дескать, поет с чужого голоса. Не получив ответа на вопрос, Дербенев зашел с другого конца:
— Выходит, Тихон, как всегда, прав?
— А что, собственно, произошло?
Дербенев ответил не сразу. Задвигал тарелками, будто они мешали, долго цеплял кусок колбасы. В комнате повисла напряженная тишина. И вдруг посмотрел на Владыкина совсем трезвыми глазами.
— Хотите, детскую сказочку расскажу?
— А может быть, еще споем?
Дербенев не удостоил Анну Владимировну ответом, широкой ладонью отодвинул от себя стаканы, рюмки, тарелки, всем корпусом повернулся к Владыкину.
— Значит, так. Жили-были три могучих дерева. Три, можно сказать, великана. Возвышались над обычным леском. Ну, те, остальные, в тени потихоньку произрастали, с завистью вверх поглядывали. А зависть, друга мои, — ржа… точит и точит. Естественно, среди подроста — разговорчики. Немало находилось желающих навести стандарт. Сегодня стандарт — моднейшая штука. Главное для сереньких — не выделяться. Попробовали спилить тех троих — зубы поломали. Попытались столкнуть — бульдозер вышел из строя. Секрет-то прост — деревья корнями срослись.
