– Чего они так торопятся? – поинтересовалась Надя.
– Спешат к своему автобусу, в отель или кемпинг. Здесь все маршруты рассчитаны на светлое время суток. Ночевать на природе нельзя.
– Почему?
– Нельзя разбивать палатки, разводить костры – это ведь заповедник. К тому же здесь полно медведей.
– Медведей? Да ну! Столько дорог, тысячи людей – и медведи?
– И не только медведи, посмотри.
Он указал налево. За деревянным тыном кучкой паслись олени.
– Ой, прелесть какая! – воскликнула Надя и устремилась туда, где ожидающие заката туристы фотографировали животных.
Изящные самки терлись почти у изгороди, в двух шагах от зрителей. Самец, гордо несущий увенчанную ветвистыми рогами голову, присматривал за ними со стороны.
Надя протиснулась к самому забору, вытянула руку, пытаясь достать до серо-коричневого бока.
– Лапочка, душечка, пойди сюда…
– Надя, нельзя, – предупредил он сзади. – Посмотри, никто их не трогает.
Туристы косились на девушку, но замечаний не делали.
Она все-таки сумела дотянуться до коричневой шерсти. Косуля вздрогнула и отскочила. Вслед за ней заволновались остальные и быстро поменяли дислокацию, удалившись от ограды в сторону густого кустарника. Пожилая японка гневно взглянула на Надю и возмущенно прокомментировала ее поведение на своем лающем языке.
– Пардон, – извинился за Надю Дэн и, вытащив ее за руку из толпы, принялся распекать: – Испортила людям удовольствие? Довольна?.. Что за детские выходки! Сказано не трогать ничего, значит, не трогать. Это тебе не Россия, здесь за такое могут и наказать. Вот запомнит кто-нибудь номер моей машины, и получу я штраф на кругленькую сумму.
– Что, не поленятся накапать?
– Конечно, не поленятся. Тут все друг на друга стучат.
– И ты стучишь?
– Нет, – покачал он головой и улыбнулся. – Происхождение не позволяет.
Он вспомнил, как удивляло и раздражало его после отечественной вольницы беспрекословное немецкое следование порядку и подчинение закону. Все строго. От и до. И никто не станет делать скидки, выслушивать объяснения, вникать в твои обстоятельства. Римма тогда выдвинула теорию, что именно это ежедневное бытовое сдерживание приводит к периодическим беспорядкам, взрывам недовольства. Начав с мирной демонстрации в защиту каких-нибудь демократических прав, толпа распаляется и молодежь начинает крушить все, что под руку попадется. В его русской жизни такого не бывало. А в Германии видел, и в Америке не редкость. Возможно, Римма была права?
