— Нет, — шепотом сказала старушка. — Так я не хочу.
— А иначе не выйдет, — сокрушенно сказал Сысоев.
Он опять взял ручку. Чернила подсохли. Сысоев уже несколько раз обводил одно и то же слово.
— Годы теряю на ерунду, — зло сказал он. — Как это меня раздражает. Смотаться бы отсюда скорее…
— Страшный ты тип, — сказал Кулябкин и отвернулся.
— Не понравилась моя шуточка? — иронически произнес Сысоев. — А ведь подумай: дедушке девяносто! Де-вя-но-сто! Пришло время, вот в чем дело. И все наши манипуляции — это всего-навсего спорт, глупая работа! Ты же сам это прекрасно видишь.
— Страшный ты тип, — повторил Кулябкин, — если сам в это веришь.
— Я? — переспросил Сысоев. — А во что же мне, прости, верить еще? Где другое? Вот ты считаешь — цинизм? А я двух пьяниц утром свез в вытрезвитель, ты бы на их битые хари поглядел — это не цинизм? — Он вздохнул. — Мимо зоопарка проезжали, и, знаешь, мне так захотелось заехать, уговорить служителя, чтобы он в клетке их подержал, рядом с обезьянами. Только обезьян стало жалко. За что? Они же не пьют, не матерятся, «скорую» к себе не требуют — вполне культурные существа.
Ручка опять не писала. Сысоев встряхнул ее над листком бумаги, оставил целую дорожку клякс и принялся что-то подчеркивать в истории болезни.
Юраша захлопнул дверцу «рафа».
— Пора бы поесть, — сказал Володя Кулябкину.
— Дали станцию.
— Ну и прекрасно! — Юраша просунул голову в кабину, оказался рядом с Борисом Борисовичем. — Сейчас пожарим пельмени. — Он поцокал языком, стараясь передать, как это будет вкусно. — Я их особым способом готовлю. Кладу сырыми на сковородку — и в масле. Пирожки выходят — пальчики оближете, Борис Борисыч.
Машина обогнула новое здание больницы, впереди притормозил сысоевский «раф». Какая-то женщина едва выскочила из-под колес. Тюк с одеждой выпал из ее рук, развалился на асфальте. Женщина опустилась на колени и, уже не обращая внимания на кулябкинскую «скорую», стала собирать вещи. Черная кружевная шаль сползла ей на глаза и мешала, женщина несколько раз отодвигала ее на лоб.
Сысоев выехал из больничных ворот, его водитель дал сирену.
— Есть хотят! — улыбнулся Володя и прибавил газ.
— Стой! — тихо сказал Кулябкин. — Да останови же!
— Что же мы, рыжие, Борис Борисыч? Нам тоже поесть не вредно.
— Останови, — решительнее повторил Кулябкин и вдруг крикнул: — Человек же!
— Я его не давлю, вашего человека, — обиделся Володя. — А подвозить не имею права. Я не такси.
— Узнаю сысоевские замашки. Ты в следующий раз с ним работай, два сапога — пара.
