— С вами.
Юраша оторвал взгляд от кардиографа.
— А вы на уровне, Борис Борисыч.
Верочка повернулась к нему, одобрительно улыбнулась.
— Вам очень черное с белым идет.
— Туфли жмут, — пожаловался Кулябкин. — Надел неразношенные. У тебя какой размер?
— Тридцать девятый.
— Жаль. Малы будут. Я бы поменялся.
Он хотел идти, но Юраша спросил:
— А что, из газеты придут или иностранцы?
— Почему ты решил?
— Вид у вас необычный.
— Нет, никого не будет. Это я так.
— Жаль, — вздохнул Юраша. — А я уж подумал: в газету попадем. Что ни говорите — героический труд.
— Зачем тебе в газету? — удивилась Верочка.
— Как зачем? — переспросил Юраша. — Через два месяца в институт, а это как бы рекомендация…
— Из молодых, да ранний, — сказала Верочка.
— А чего хорошего, что ты поздняя. Мужа удержать и то не могла…
— Ду-рак! — отрезала Верочка.
— А это мы еще поглядим в августе.
— Так будешь дурак с дипломом.
— Это уже почетнее, — сказал Юраша. — По крайней мере смогу такими умными, как ты, командовать.
Верочка подбросила кубик, приподняла глиняного гномика и отсчитала четыре клетки.
— Тринадцать!
— Гномик попадает в мышиную норку, — прочел Кулябкин, — и начинает игру сначала.
Он откинулся на спинку стула и счастливо захохотал.
— Прекрасная игра! — сказал он. — Юлька будет в восторге.
— Вам везет, — сказала Верочка, возвращая гномика к началу доски.
— Зато тебе в любви повезет, — утешил Кулябкин.
— Вам что, не везло? — в шутку спросила она.
— Не везло, не везло, а потом вдруг и повезло, — засмеялся он.
— Это бывает, — сказала Верочка.
Она вдруг спросила:
— А вы кого-то любили, да?
— Любил, — признался он. — Да как-то робко любил, Верочка.
— Это на вас похоже, — сказала она. — А вот я… я бы своего не упустила…
— Что-то давно вызовов нет… — сказал Кулябкин. — Скоро четыре.
— Плюньте через левое плечо! — закричала она. — А то ночь будет адская!
Он подвинул кубик, отсчитал клетки и опять заглянул в правила.
— Улитка ползет очень медленно, гномик пропускает четыре хода.
Верочка захлопала в ладоши и тут же прикрыла игру крышкой. В комнату вошел Сысоев.
— Маэстро! — сказал он, усаживаясь рядом с Кулябкиным. — Ты хоть сам-то понимаешь, что доложил?
— Понимаю, — сказал Кулябкин.
— Нет, — Сысоев покачал головой. — Ты не понимаешь! Ты просто не в состоянии этого понять! Слушай и записывай: ты напоролся на жилу! На золотую жилу. И здесь не только кандидатская, здесь докторская, если не лениться с экспериментом. Ты хоть следил за лицом Васильева? Старый болван, а все сразу понял. Нюх при склерозе не уменьшается, хотя с головой и хуже…
