— Ты сама сейчас не осознаешь, что говоришь. Не отказывайся от помощи, Катарина. Я крестный Пашки, — Алексей кивнул в сторону мальчишки, — и готов помогать тебе в его воспитании.
— Нам не нужна твоя помощь. Уходи!
Катарина указала ему на дверь. Глебов вздохнул, открыл дверь и вышел. Когда дверь за ним закрылась, молодая женщина опустилась на стул и прикрыла лицо руками. Перед тем как отправиться вытаскивать друга из передряги, Костик Абрамович сказал ей, что по возращению они наконец-то поженятся. Из поездки Костик так и не вернулся.
* * *
Глебов шел по коридору, подавленный разговором с Катариной. На душе было гадко — Алексею, так же как и Катарине, очень сложно было пережить и принять смерть Костика Абрамовича — для него он был лучшим другом. По крайней мере, он нашел жену и ребенка Кости и постарается им помочь…
В этот момент Глебов вспомнил о том, как расстался с Лизой и поспешил ее найти. Среди приглашенных ее не оказалось. Швейцар, получив от Алексея звонкую монету, сообщил, что госпожа Глебова уже уехала.
Алексей вздохнул. Лиза опять не так все поняла. Дома предстояло объяснение с женой. По-видимому, она не поверила, что Катарина — жена его друга. Надо было раньше рассказать ей, что он занимался поиском Катарины и Пашки все это время.
Честно говоря, он не был готов выслушивать претензии жены — хотелось побыть одному в тишине и покое. Да и ей нужно дать время успокоиться и остыть. Однако задерживаться в ресторане Глебов тоже не хотел.
Он хотел было уже уйти, но к нему поспешила Айседора.
— Куда же вы? Веселье в самом разгаре.
— Я хотел бы откланяться, мисс Дункан.
— Зовите меня, Айседорой. Или Дорой — как вам угодно. — Она взяла его под руку.
— Хорошо. Дора.
— А я буду звать вас Алексом. Алекс Глебов. — Женщина произнесла его имя так, будто пробовала на вкус что-то новое и очень приятное. Затем она посмотрела ему в глаза.
— Вы чем-то опечалены, Алекс.
— С чего вы взяли? — Глебов надел маску ленивого безразличия.
— О, я вижу и ощущаю это, Алекс.
Глебов улыбнулся.
— Так вот что помогает вам творить — ваша чувствительность, — сменил он тему разговора.
— Знаете, Алекс, — произнесла она, — когда я прибыла в ваш город, я видела на рассвете длинную погребальную процессию. Несли несколько гробов. Это было очень, очень печально. Во время выступления моя душа плакала, вспоминая о ней. Я танцевала так, словно страдала и томилась при трагических звуках прелюдий, протестовала и рвалась ввысь под бравурные полонезы. И вот, моя душа и мой танец пробудили в богатой, аристократической публике бурный отклик.
