Снимать митинги антифашистов в Киеве было слишком рискованно — нацики из «С14» не оставили бы меня в покое здесь. Я читал на страничках националистов в Facebook, что они «разыскивают москаля с ксивой болгарского радио, который шарится по Киеву под видом журналиста». Приводились мои приметы и даже пара фотографий, правда, не очень резких. Всем патриотам Украины предлагалось в случае обнаружения бить меня на месте, ломать конечности, а потом вызывать на место руководство «С14» для последующего допроса и публичной казни. В комментариях шло бурное обсуждение, как следует меня казнить: предлагалось повесить или сжечь, но были и более вычурные варианты, от чтения которых у меня здорово портилось настроение.
Занятно, что когда я пожаловался в Facebook на очевидную пропаганду ненависти, в этой милой социальной сети забанили мою страничку, а не страничку неонацистов.
«Вы являетесь подозрительным русским троллем, потому что регистрировались из России, не указали ваше настоящее имя и не опубликовали свою свежую фотографию, поэтому мы вынуждены будем удалить ваш аккаунт как фейковый. Что касается указанной вами страницы украинских граждан, то никаких нарушений американских законов там не обнаружено. Facebook поддерживает свободу слова и не может ограничивать право граждан на самовыражение», — написали мне эти легендарные борцы за свободу в ответ на мою наивную жалобу. Впрочем, другого ответа ждать было бы глупо — известно, что русскоязычные страницы в Facebook модерируют граждане Украины. Если бы людям Геббельса поручили бы модерировать странички Освенцима или Бухенвальда, там тоже все было бы все отредактировано в лучших европейских традициях толерантности и плюрализма.
С Аленой прощание вышло какое-то скомканное и нервное. Я собрал все свои вещи, сложил в дорожную сумку, потом вышел в коридор, нашел Алену со шваброй в руках и позвал к себе.
Она вошла с привычной уже печалью на лице — последние дни она вообще будто разучилась улыбаться. Я вручил ей пакет с подарками, собранный за пару дней до этого, а затем объяснил, что уезжаю, не уточняя, куда, но она и не выспрашивала больше ничего, только всплескивала пухлыми ручками и упрашивала меня не связываться с нациками, потому что это опасно.
— Забьют они вас, Игорь Павлович, ох, забьют!.. Могут ведь и до смерти, это ж такие звери, нет на них у нас никакой управы.
— Да ну прекратите, Алена Григорьевна, что за ерунду вы говорите. Ничего они мне не сделают, руки у них коротки. Я вернусь в Киев в начале августа, вы уж для меня придержите комнатку, пожалуйста.
