Но от Уилла давно не было никаких вестей, а жена с невесткой пилили денно и нощно, и внуки каждый день заглядывали в глаза. Вот он и сдался на милость победителя, предпочтя, подобно древним, проиграть битву, но выиграть войну. А сдавшись, отправился на розыски своего загулявшего отпрыска.
У Джона был один адрес, где мог обретаться Уилл, вообразивший себя свободным от семейных обязательств: постоялый двор «Sub Rosa» на Бишопсгейт. И он не удивился, что на постоялом дворе с неприлично яркой, жирно намалеванной розой, Уилла не оказалось. Впрочем, хозяйка — очень приятная вдовушка и сразу видно блюдущая себя женщина, — мисс Джинни, посоветовала поискать «мастера Шекспира» в «Театре». Дескать, он там и живет нынче, и работает. Театральных постановок много — сезон.
Содомом воняло от поднятого в знак грядущего представления флага над «Театром». Кто же, какой порядочный христианин, станет ходить на пьески в Великий пост, да еще и перед самой Страстной Неделей? У кого хватит совести кривляться, зная, что Спаситель вот-вот примет крестную муку, а тысячи последователей истинной веры гниют в застенках? Джон хмурился, но своему старому другу, Джейме Бербеджу, с которым они съели не один пуд соли, не сказал ничего. А что тут скажешь, не его вина, что народ валом валит в театры в пост, а новой веры, утвержденной беспутным и развратным Генрихом, от которой до конца времен — так, безделица, рукой подать. Ремесло же актера было ничуть не хуже скорняжного. По молодости да по глупости Джон и сам хотел податься в актеры, но не судьба: ни петь, ни плясать, как это положено в их цеху, он не умел. Да и семья уже была, не бросишь же жену с детьми.
На вопросы об Уилле Джейме отвечал неохотно, прятал взгляд и хмурился, не скрываясь, даром, что актер. То ли кошка между ними пробежала, то ли у Джейме своих забот хватало — такую махину, как «Театр» еще нужно было содержать в надлежащей исправности. Джон не стал задерживать земляка болтовней, так для вежливости выпил кружку пива — и отправился по делам.
«Сирену» он нашел без труда: по старой памяти да по облезлой, колыхавшейся на весеннем потеплевшем ветру вывеске. Посторонился, выпуская молодого, разряженного в пух и прах щеголя. Только головой покачал: этот вот уж точно из содомлян, истинный так сказать, местный житель. Кабы не штаны, так издали и не разобрал бы: парень или девка. Он, Джон Шекспир, человек бывалый и видел всякое на своем веку. Но подобные чудеса с подведенными глазами ему встречались только в Лондоне.
