Вдруг где-то за деревьями, совсем близко от лагеря, раздался сухой треск переломленной ветки и вслед за ним короткое бряканье, словно железом по камню. Но как я ни напрягал слух, как ни всматривался в призрачную лесную тень, ничего подозрительного не обнаружил. Шло время, уже явственно светало, все было абсолютно спокойно, только ветер монотонно шумел в вершинах сосен. Мне надоело чего-то выжидать; медленно обойдя вокруг нашу пустошку, я усилил огонь и снова угнездился на валуне.
Тепло костра приятно согревало лицо и руки, день нарастал, усиливался. «По-видимому, ветром свалило со скалы камень, он и перебил сухую ветку, а потом, отскочив, брякнул по валуну», — решил я и окончательно успокоился. «Ночь, по сути, позади. Пусть ребята поспят — ухайдакались вчера, как никогда. Вот она, настоящая жизнь таежника! Да, крепко запрятан идол, что и говорить. Все же мы добрались сюда». Размышляя таким образом, я обнаружил, что дежурство идет гораздо легче, если периодически опускать тяжелые веки; глаза отдыхают, а мысли становятся все философичней, абстрактней, глубже, и чувствуешь себя гораздо бодрей; закрыл глаза, помечтал о том, сколько будет шуму, когда мы извлечем из этой таежной глуши золотую бабу, снова открыл, осмотрелся — все в порядке. А служба идет, скоро играть побудку… Нет, я вроде ни секунды не спал, просто задумался над чем-то глубоко-глубоко.
Очнулся я от резкого, прямо-таки ледяного порыва ветра. Утро уже наступило, но было оно серым, сумрачным. Низкие, набухшие влагой тучи быстро бежали по небу. Встал, с трудом переставляя затекшие ноги, сделал несколько шагов, и вдруг до меня дошло, что там, на берегу, пейзаж странно изменился: он казался пустынней, сиротливей, что ли, чем прежде. Я протер глаза, ущипнул себя, чтобы проверить, не грежу ли, потом выбежал прямо к Вилюге, чтобы удостовериться в ужаснейшей истине: лодки на месте не было!
Короткие злые волны били в плоские грани коренной скальной плиты, еще сохранившие свежие зазубрины от окованною стальной полосой киля. Посмотрев вправо и влево до ближайших изгибов русла и нигде не обнаружив следов нашей тяжеловатой, но надежной фелюги, я кинулся к палаткам, чувствуя, что кровь уходит, просто проваливается куда-то вниз, к ногам, я на поверку оказался размазней, тюфяком — в решающий момент прозевал лодку, подвел товарищей. Да, да, я слабак и не выдержал экзамена на прочность…
Я поднял всех и разъяснил ситуацию. Никто ничего не сказал, и это было еще хуже. Потом Андрей буднично, даже вроде лениво, процедил сквозь зубы:
