— Чем расстроен, Илья?
Сорокин, обернувшись к Трофимову, кисло улыбнулся:
— Радоваться нечему. Ты видишь, идем по-черепашьи. Капитан говорит, что делаем не больше десяти километров в час. Значит, в лучшем случае прибудем в Приморск завтра к ночи. Если же начнется шторм, тогда неизвестно, сколько времени проболтаемся в море. А у меня завтра с утра испытание новой цементносмесительной машины.
— Да, нехорошо получилось. Если бы рация работала, можно было бы вызвать вертолет. Но сейчас, Илья, придется примириться.
— Ты всегда прав, Алексей, — как бы стряхнув с себя мрачное настроение, засмеялся Сорокин.
— Пойдем, ужин стынет.
— Идем.
После ужина все снова поднялись на палубу. Ослепительно-багровый диск солнца вот-вот должен был коснуться моря на западном горизонте.
Трое мужчин молча прохаживались по палубе.
— Ты помнишь, Илья, несостоявшееся контрнаступление немцев на нашем участке в конце сорок четвертого? — внезапно заговорил Трофимов.
— Да. А почему ты вспомнил?
— Ну, как же. Тогда мы вот так же ожидали назначенного часа. Вы понимаете, Григорий Иванович, — Алексей Петрович обернулся к геологу, — наша разведка узнала, когда начнется контрнаступление немцев. Мы приготовились и ждем. А время идет медленно-медленно. Посмотришь на часы, и кажется, что секундная стрелка прыгает на месте. Но вот наступил назначенный час, а кругом попрежнему тихо.
— Гитлеровцев, должно быть, кто-то предупредил, и они отложили атаку, — вставил Сорокин.
— Да, именно так. Но нам от этого не стало легче. Люди в нетерпении стали вылезать из траншей и смотреть в сторону вражеских позиций. Но там словно все вымерли, ни выстрела, ни звука. Так мы ждали весь короткий зимний день.
— Здорово тогда рассердился на фрицев наш генерал, — снова вставил Сорокин.
— Именно рассердился. И вы можете себе представить, Григорий Иванович, что он сделал?
— Приказал открыть огонь?
— Нет. Приказал, не открывая огня, занять линию укреплений врага. Удар был столь неожиданным, что когда немецкое командование опомнилось, мы дрались уже во второй линии вражеских окопов. Их артиллерия ничем не могла помочь своей пехоте, потому что пришлось бы стрелять по своим. Зато наши пушки обрушились на их ближние тылы.
— Да, нет ничего хуже ожидания, — сказал Королев и потащил Трофимова и Сорокина в командирскую рубку. Веселов сидел мрачный, с обвисшими усами.
— Смотрите, упал до семисот двенадцати. Старый моряк указал вошедшим на барометр. — С минуты на минуту можно ожидать начала концерта. А вот, кажется, и начинается. — Веселов указал рукой на юго-запад.
