— Эх, купец, хорошо бы сейчас искупаться, — кивнул Воронин в сторону моря, — да жаль, некогда. Поехали.
…Шоссе, по которому ехали Трофимов, Воронин и Зарубин, незаметно перешло в широкий проспект Приморска — Сталинградскую улицу. На углу улицы Горького, где находилось управление, Трофимов затормозил машину, и в это же мгновение Воронин необычайно легко для его пятидесяти лет и крупной фигуры выпрыгнул на мостовую; машина покачнулась на мягких рессорах.
— Итак, обо всем поговорим завтра, — сказал он, прощаясь с Трофимовым. — До свиданья, товарищ корреспондент, — и Воронин широкими шагами направился к подъезду дома.
— У вас ко мне есть дело, товарищ Зарубин? — спросил Трофимов, включая скорость.
— Да, я хотел кое-что у вас спросить, — неуверенно ответил корреспондент. — Если разрешите, я к вам завтра загляну.
— Вы думаете, завтра у меня будет больше времени, чем сегодня? Нет, ничего не выйдет. Лучше заедем ко мне сейчас. Поужинаем и потолкуем.
Зарубин почувствовал в словах Трофимова располагающую теплоту и больше из вежливости возразил:
— Неудобно беспокоить вашу семью, Алексей Петрович.
— Наоборот. Моя мать будет очень рада, а больше у меня никого нет, — в голосе инженера послышалась нотка грустного сожаления. — Договорились? Вот и хорошо.
— Эх! Совершенно забыл! — спохватился Алексей Петрович, когда машина подкатила к старому двухэтажному дому на окраине города. — Мне ведь надо было забежать в управление. Как же быть? — не то к себе, не то к Зарубину обратился Трофимов.
Журналист не знал, что сказать. Он чувствовал себя очень неловко, словно не Трофимов, а он, Зарубин, забыл что-то в управлении. И если бы дело происходило днем, то Алексей Петрович мог бы заметить, как румянец залил щеки и шею журналиста, а его несколько нескладная, по-мальчишески угловатая фигура ссутулилась и стала еще более нескладной. Но ничего этого Алексей Петрович не заметил и, повернувшись к Зарубину, сказал:
— Вот что, я вас провожу в дом. Пока там мать организует ужин, я вернусь.
— Нет, нет, Алексей Петрович, — еще более смутился Зарубин, — лучше я вас тут подожду. — И, открыв дверцу машины, журналист стал поспешно выбираться наружу.
— Ну, тогда подождите меня здесь, Павел Константинович, — как можно теплее сказал Трофимов, видя, что Зарубин смущен и в нерешительности остановился около машины.
Когда машина скрылась за углом, журналист не спеша прошелся вдоль забора, примыкавшего к дому, заглянул в открытую калитку. Неосвещенный сад встретил его настороженной тишиной. «Хорошо тут, — подумал Зарубин, усаживаясь на скамейку под густым развесистым деревом. — Вот если бы еще маленький ветерок, было бы не так душно». Но вечер был тихий, безветренный. Сад словно заснул в неподвижном воздухе.
