Могла бы Настасья Ивановна сказать, что и Ванюша ее отца не знал, да не каждому сердце откроешь. И, уводя разговор от этой темы, спросила:
— Как ваше здоровье, Иван Сергеевич?
Отвлеченный от своей мысли, он потер двумя пальцами нос:
— Здоровье пока есть. — И поймал в подсознании уходящее на дно памяти еще одно житейское правило: — Главное жить в душевном достоинстве.
— Это правильно, — сказала Настасья Ивановна, боясь обидеть его молчанием.
— Я к чему говорю, — помедлив, пояснил гость, чье лицо выражало, что он прав во всем, — здоровье у вас слабое. Если надо в магазин сходить или еще куда — скажите. Мы с женой всегда вам помочь рады. Что вам старые кости по зиме таскать?
— Спасибо за заботу, я уж как-нибудь сама, — она не любила одалживаться.
— Да не стесняйтесь вы, — не понимая ее, пожал плечами Иван Сергеевич.
— Какое стеснение между соседями? — ответила мать.
Гость принадлежал к числу людей, неспособных подумать, что они могут быть не правы: все вокруг ясно, четко, понятно; силу привычки он считал силой правды:
— И заходить к нам не стесняйтесь. С деньгами у вас наверняка туго — пенсийка всего пятьдесят рублей, хоть и работали всю жизнь. На такие деньги и воробья не прокормишь, — он улыбнулся своей шутке.
— Мне хватает, — привыкнув к таким вопросам, без обиды ответила Настасья Ивановна.
— И комната вам велика для одной, — беспокоился Иван Сергеевич, наполняя свои мысли заботами о соседке. Сделал паузу, запасаясь осторожностью, вынимая мысль из чащобы слов: — Велика. К чему одной пенсионерке двадцать четыре метра? — он как бы разговаривал с собою вслух.
— Я не одна, — медленно возразила мать и хотела пояснить что-то, но оборвала фразу.
— Э… — махнул рукой Иван Сергеевич с оттенком язвительности, поняв ее молчание, и чуть не обжег ее словами, но, однажды решив быть осторожным, поостерегся. — Зачем вам деньги переводить на такие хоромы, — он обвел правой рукой комнату, точно хотел обхватить ее и взять с собой. — Метраж, он как пылесос, деньги сосет.
— Я эту комнату всю жизнь зарабатывала, — ответила Настасья Ивановна так тихо, будто голос у нее исчезал с каждым словом, и ее мизерная фигурка стала еще меньше.
— И хорошо, что заработали, и хорошо, — успокаивающе похвалил ее Иван Сергеевич. Он положил ладонь на стол и стал выплескивать слова быстро-быстро, точно был переполнен ими: — Но одиноко вам в такой пустоте, это ж не комната, а цельный физкультурный зал. Вы перебирайтесь, Настасья Ивановна, лучше к нам, — и на лице его отразилась радость, что наконец-то он высказал то, ради чего пришел. — У нас всего четырнадцать метров на двоих, — и он поджал губы, точно Настасья Ивановна была в этом виновата. — А мы вам доплатим — не обидим. И по справедливости будет, и деньги на ветер выбрасывать не надо. Ну а если телевизор захотите посмотреть или разговором душу отвести — пожалуйста к нам. Всегда вам рады будем.
