Бобровский зашёл в квартиру. Неприятного запаха не было. Всё как-то странно складывалось. Он думал, тут будет какой-нибудь заброшенный дом под снос, с пустыми квартирами. Но дом оказался жилой. И встретила его баба, которую он видел у Вити Телегина.
— Мешок в кладовке, — сказала Кристина. — Забирайте сами.
Бобровский открыл дверь и зажёг свет. Баул стоял в углу. Он подтащил его к себе. Не очень тяжёлый.
— А Витя в курсе всего этого? — спросил Бобровский.
— Какой ещё Витя? В курсе чего? Я ничего не понимаю.
— Витя Телегин. Мы с вами виделись у него в офисе.
— Разве? Это в промзоне, что ли?
Она присмотрелась. И удивилась.
— Надо же, точно! Я вспомнила.
Бобровский вытащил баул и поставил перед собой.
— Так что?
— Что?
— Он знает?
— О чем знает? — спросила Кристина.
«Ебанутый», — подумала она.
— Про это. — Бобровский шевельнул баул.
— Он тут вообще причём?
— Не знаю. Вот и спрашиваю.
— Слушайте, — сказала Кристина. — Я очень устала. Уходите, пожалуйста.
— А вы?
— Я?
— Знаете, что здесь?
— Приблизительно, — ответила Кристина. — Сашины вещи. Если это что-то ворованное, если он ограбил кого, меня это не интересует. Он попросил у себя подержать, я сделала. На этом всё. Я вообще уезжаю скоро. И до всех вас, мудаков, мне не будет уже никакого дела. Хоть провалитесь вы. И Саша, и Герман, и вы.
Бобровскому показалось, что она сейчас расплачется. Он потащил баул к выходу. Тот чуть слышно шуршал.
— Извините, — сказал Бобровский. — Что расстроил вас.
— Ладно, ничего.
— В этом мешке моя жена.
— Что? — сказала Кристина.
— Моя мёртвая жена, — ответил Бобровский и выволок баул за дверь.
Настя была похожа на сломанную куклу. Бобровский осторожно вытащил её из баула и положил в гроб. Закрыл крышку и выбрался из могилы. Немного отдышался. Сил осталось мало. Хотелось лечь на краю ямы и уснуть. Он решил, что так и поступит. Но сначала закончит своё дело. Бобровский стал сгребать землю руками и сбрасывать в могилу. Она с легким стуком падала на крышку гроба. Земля пахла землёй. А от Насти не было никакого запаха.
По парку проехал велосипедист, освещая дорогу светодиодным фонариком. Потом где-то наверху, в ветвях, прочирикала ночная птица. Бобровский снова вспомнил, как в разрушенном городе разгребал кирпичный завал, из-под которого торчала голая грязная ступня. И приговаривал: «Раз — кирпич, два — кирпич, три — кирпич». Кажется, разгребать было легче, чем закапывать. Кто-то его окликнул. Потом оттащил за шиворот. Витя Телегин. Он не дал Бобровскому закончить. Несколько раз несильно дал по морде, потом увёл в палатку и стал поить водкой из фляжки. У водки был привкус керосина.
