Три сказки, записанныя въ Колымскомъ краѣ. | страница 6




Записана въ д. Каретовой на нижней Колымѣ отъ мѣщанина Михаила Кулдаря.

Морской поскакунчикъ

Живали, бували старикъ со старухой. У нихъ два сына. Большой сын-отъ большой сталъ. Отецъ заставилъ его топоръ точить. Тотъ топоръ точилъ, точилъ, брусъ переломилъ. Брусъ переломил; началъ отецъ его бить пальменным[2] ратовьемъ. До рукъ выломалъ ратовье. Этотъ сынъ его со злости меньшому братишку сталъ лучокъ, да тамарчикъ дѣлать. Лучокъ да тамарчикъ доспѣлъ. — Если ты тосковать станешь, этимъ лучкомъ да тамарчикомъ стрэляй! — Самъ пошелъ. Шелъ, шелъ, долго-ли, коротко-ли, вечеръ сталъ. Меньшой парнишко заплакалъ. Отецъ говоритъ: — Пошто плачешь? — Я, — говоритъ, — батѣ[3] тоскую. Батя куды ушелъ? Батя говорилъ: я долеко уйду, долго не буду. — Старикъ на старуху сказалъ: — Старуха, принеси мой о́буй! — Та принесла ему о́буй. Онъ наделъ обуй, погонилъ сына. Гонилъ, гонилъ сына. Сынъ шелъ, шелъ, лѣсъ только сталъ, вышелъ на тундру. Старикъ вышелъ на тундру, на лѣсину послѣднюю попалъ, сталъ реветь, — у сына только пустой паръ видитъ, пустой паръ видитъ и сталъ кричеть: — Сынъ мой, воротись, воротись! Не ворачивасся, такъ хоть ты послушай! — Сынъ его остановился, сталъ слушать. — Ну, — говоритъ, на́ моро ты выйдешь, черезъ моро пойдешь, станетъ моро ломать, станешь ты съ ледину на ледину скакать, по ту сторону мора дойдешь, только у теба сила станетъ, черна из-подъ нутра послѣдня ледина выплыветъ, на ніи как-нибудь скачи. Как-нибудь на ніи скачи, да говори: «Сто ледина, ледина, донеси мене до берегу!» Не бойся! Перейдешь черезъ моро, выдешь на берегъ, хоть пэтишечка[4] прилетитъ, (в)се убивай, да ѣшь, (в)се сладко будетъ; хоть кукша[5] прилетитъ, (в)се убивай да ѣшь, — (в)се сладко будетъ. Не бойся, за моромъ олени по человѣчьи баютъ.

Вотъ дослушалъ отца, пошелъ. Шелъ, шелъ, шелъ, шелъ, на моро вышелъ, черезъ моро пошелъ, стало моро ломать. Сталъ онъ съ ледина на ледину скакать. Ледина на ледину скакалъ, скакалъ, скакалъ; обезсилился. Из-подъ нутра черна ледина выплыла: коё-какъ на ніи скакнулъ. Стало ледину нажимать, да нажимать, на сухой берегъ вытолкало. Едва онъ вышелъ, то ись весь перемокъ, ло́пать развѣшалъ, лежитъ самъ у огоньчика; (в)другъ пэтишечка прилетѣла. Лукъ онъ схватилъ, эту пэтишечку убилъ: эту пэтишечку убилъ, вытеребилъ. На рожончикъ іи поставилъ. Жарилось, жарилось кругъ роженчику пуста пѣна только осталась. Бросилъ роженчикъ, говоритъ: Пэтишечка, такъ пэтишечка и есь. Кава́ у ніи и исти-то? На умъ ему пало: отецъ наказувалъ сто? Этотъ роженчикъ схватилъ, сталъ пѣну исти кругомъ роженчика, такая очутилась баранья грудина, жирная, только держись. Онъ поѣлъ и лежитъ, отдыхать. Прилетѣла ему кукша. Схватилъ онъ лукъ, стрѣлилъ, её убилъ. Убилъ іи, вытеребилъ: поставилъ опять на рожнѣ на жаркое. Самъ заснулъ. Пробудился: на рожнѣ такъ нихто нѣту, пуста опеть пѣна. Взялъ, бросилъ и говоритъ: чево іи исти-то? Какая то ѣда? — Лежалъ, лежалъ: на умъ ему пало опеть отцовския речи. Сталъ исти: (в)другъ очутился такой бараній бокъ жирной. Отдохнулъ онъ, высушился, собрался, пошелъ. Шелъ, шелъ, услышалъ: люди баютъ, дѣвушки баютъ, — слышно. Одна и справатъ: — Сестра, — говоритъ, — ты а йдѣ свою скобельну доску