Ну хорошо. Пошелъ московской купецъ домой, гусь за нимъ. Пришелъ домой, на утро встали, пали на карабъ, побѣжали. Пришелъ купецъ домой, дочерямъ отдаетъ подарки, женѣ ничего. — Ахъ, — говоритъ жена — другъ любезной, ты какъ мнѣ ничего не привезъ? — Нѣтъ, — говоритъ — ты просила привезти тебѣ диво — вотъ тебѣ диво. — Это какое диво. — Гусь? У меня самой кармленки много. Буваютъ гуси на святой Руси! — Нѣтъ! — Говоритъ, — буваютъ гуси и гуси!.. Что, — говоритъ, — печка горячая? — Только говоритъ, истоплена! — Эй, — кричитъ, — гусь! ступай въ куть! Пошелъ гусь въ куть. — Эй, гусь, ложись на сковородку! Гусь сейчасъ ножки да крылышки свернулъ, лягъ. — Поставьте его въ печку! — Поставили его въ печку, жена и говоритъ: — Ой, другъ любезной! вѣдь онъ съ шерстью, будетъ отъ него смрадъ! — Не твоя забота! — говоритъ — никакой смрадъ не будетъ!
Сяли обѣдать; пообѣдали. На послѣдахъ говоритъ: — «принесите гуся!» Принесли гуся на желѣзной ско́вродѣ. Вотъ гусь некроеной, вотъ гусь нерушеной, только шерсть на ёмъ нѣту. Взялъ онъ ножичо́къ, изрѣзалъ гуся, по всѣмъ мѣстам. — Ну, — говоритъ, гуся ѣшьте, косточки объѣдайте, а косточки не ломайте, а всѣ на столъ кладите! — Поѣли они гуся, онъ скатерть за углышекъ со стола сдернулъ, гусь закричалъ да пошелъ. Жена въ ладушки захлопала. Правда, — говоритъ, — диво! да и великое диво! — Ну, — говоритъ, — гуся береги, да не всякому про него сказывай!
Ну ладно. А покамъ купецъ ѣздилъ, былъ у этой бабѣ заведеной дружокъ. Купецъ въ лавку пошелъ, дружокъ на порогъ. Сяли они, стали разговаривать. — Ну, — говоритъ, — какой мужъ тебѣ гостинецъ привезъ? — Гостинца говоритъ не привезъ, а привезъ мнѣ диво. — А какое диво? — А вотъ — говоритъ, — ходитъ гусь. — Какое это диво? У насъ у самихъ кормленьи много. Буваютъ гуси на святой Руси! — Нѣтъ, — говоритъ, — буваютъ гуси и гуси. А этотъ, — говоритъ, — гусь, самъ на сковородку ложится, самъ и жарится, послѣ ѣды цѣлой буваетъ! — Можно ли повѣрить това́? — говоритъ молодецъ, — никто не повѣритъ! — Она увѣрать, она увѣрать. Онъ не вѣритъ. — А ну, — говоритъ, — покажи, какъ это онъ самъ на сковороду ложится, самъ и жарится, послѣ ѣды цѣлой буватъ! — Вотъ она не долго думала, вышла на кухню. — Эй, гусь! — кричитъ, — ступай въ куть! — Гусь сидитъ. Въ другой разъ кричитъ: — Эй, гусь! — Ступай въ куть! — Гусь сидитъ. — Въ третій разъ кричитъ: — Эй гусь! ступай въ куть! — Гусь сидитъ. — Оскорбилась она на гуся, схватила сковородникъ — рука прильнула къ шеѣ, руки къ сковороднику. — Ой — кричитъ, другъ любезной! Чего-й-то сталось; иди, отдѣляй руку! — Пришелъ молодецъ, сталъ отдѣлять и самъ прильнулъ! Кликнулъ своего холопа. — Иди! — Кричитъ, — отдѣляй руки! — Пришелъ холопъ и тоже прильнулся. Повернулся гусь, пошелъ на дворъ. Они упираться. Нѣтъ, братъ, не тутъ то було! Такъ и тащитъ. Вытащилъ ихъ на дворъ, потащилъ ихъ по улицѣ, близъ лавку дошелъ, закричелъ. Купецъ услышалъ. — Ой! — Говоритъ, — это мой гусь кричитъ! — Вышелъ, посмотрѣлъ, а гусь ихъ всѣхъ тащитъ. — Гусь! — Кричитъ, — поворачивай домой! — Поворотилъ гусь домой, привелъ ихъ въ домъ, купецъ за нимъ. Дверь на запоръ. — Гусь! — кричитъ, — распусти! Сковородникъ упалъ и руки отстали. — Ну, молодецъ! Говоритъ купецъ — ты почего пришелъ? — съ вами повидаться! — Какъ это повидаться? Ходишь ты безъ меня, какъ это чужія рѣдкости смотришь? — Вынулъ отъ плеть, сталъ гостя охаживать, колотилъ, колотилъ, его отпустилъ, за жену принялся. Ее такъ угостилъ, что она три месяца нѣмогла. Съ той пары баба ужъ боялась гусю слова сказать.
