На этот раз она меня недооценила, считала слишком большим простаком. Ответила, что, пожалуй, она согласна уйти от нас, но при соблюдении мною следующих условий: я должен оплатить ее расходы как на вселение к нам, так и на переезд от нас на новую квартиру; должен ей оплатить стоимость ее шелкового платья и еще какой-то одежды, которую она порвала о будто бы вбитый где-то мною гвоздь; должен оплатить ей стоимость ее лечения, потому что обманул ее: сдал комнаты как будто бы сухие, а на самом деле они — сырые, и она испортила себе здоровье. И еще за что-то — уж теперь не помню — я должен был заплатить. Если же я всего этого не сделаю — угрожала она в заключение, — Яковлева подаст на меня жалобу в суд с требованием о присуждении меня пожизненно ее содержать, так как по моей вине, благодаря сдаче сырой квартиры, она утратила свою работоспособность.
Обрадовала она меня этим документом. Отправляюсь за помощью к тверскому полицеймейстеру полковнику Михайлову. Рассказываю все дело.
Михайлов развел руками:
— Ничего нельзя поделать! Сейчас, благодаря военному времени, полиция в таких случаях бессильна.
— А если воспользоваться законом о хулиганстве?
Он подумал.
— А знаете, — это, пожалуй, подойдет. Хорошо, я пришлю пристава для расследования дела. А там посмотрим!
Через день приходит помощник пристава.
Жилица при виде его так и вскипела:
— Мне некогда заниматься разговорами с полицией! Я сейчас должна уходить.
— Как вам будет угодно, сударыня. А я буду производить дознание и без вас.
Ушла, хлопнув дверьми.
Помощник пристава стал опрашивать показания мое, жены, прислуги.
Вдруг снова появляется Яковлева:
— Ну, хорошо, я, пожалуй, согласна дать показание! Но по закону вы должны предъявить мне для прочтения все то, что вот они против меня показывали.
Полицейский чиновник исполнил ее желание.
— Это все ложь! Это выдумано! Вот уж я расскажу, как было дело.
Стала показывать, но так фантастично, что пристав ее постоянно прерывал и указывал, что она противоречит сама себе. По ее словам, я врывался в ее комнаты, кричал, бранил, чуть ли не бил ее, во всяком случае — угрожал ее убить. Она даже боится теперь ходить по темным улицам, опасаясь, чтобы я не подстерег и не убил ее.
Пристав уже не мог удерживаться от смеха, записывая этот вздор.
Вдруг она резко оборвала свои показания:
— Хорошо, я согласна съехать с квартиры, если он даст обязательство взять назад жалобу о хулиганстве!
Полицейский приглашает меня.
