— Постойте. — Вика действительно остановила его, даже привстала. — Подождите, но если самая святая и чистая книга настолько жестока, что оправдывает убийство людей…
— Не людей, — Дос перебил ее, — фактически, они не приносят детей, они не люди, но неважно. Да, оправдывает. Но что вы хотите? Тысячи лет! Но это не самая страшная вещь. По-моему, вторая мировая ничем не лучше. А Тора, кроме всего плохого, Тора — великая книга. — Дос готовился к выходу.
— Но Бог и жестокость… у меня не укладывается это в голове.
Дос замялся. Саша появился у него за спиной именно в тот момент, когда тот было окончательно развернулся в сторону выхода.
— Послушайте, — остановила его Вика. — Но если эта книга настолько неприятна и жестока, зачем вы её соблюдаете? Зачем подчинятесь?
Автобус остановился. Дос замер на месте. Саша попытался было разминуться с ним, но Дос стоял недвижим и смотрел на Вику. Он развёл руками, как ребёнок, пожал плечами, как будто пытался объяснить очевидное:
— Таков закон евреев, не так ли. — Он опустил глаза, улыбнулся сам себе и через секунду спохватился, развернулся к выходу и при этом моментально наткнулся на Сашу.
— Вик, я не понял, он к тебе приставал? — спросил Саша, указывая на Доса длинным пальцем, как указкой.
Вика отрицательно покачала головой, пытаясь что-то сказать и не находя слов.
— Ну, приятно было пообщаться, хотя я всё-таки вижу, что мы с вами находимся по разные стороны баррикад, — сказал Дос, кивая в сторону Саши, который возмущённо вскинул брови.
— Ну и что я пропустил? — Саша опустился на сиденье перед Викой. Автобус тронулся. Вика спохватилась, перевернулась на колени и заглянула в заднее окно. Дос стоял на обочине дороги и ждал её появления. Вика радостно замахала ему на прощание рукой, Дос ответил ей, и так они махали, пока не исчезли из вида друг друга. Навсегда.
Десять посадочных мест, толстый водитель в засаленной кипе, касса-копилка, радио и ручка дистанционного управления дверью системы «рычаг» — это такси маршрута Жопа — Большая Жопа.
Пассажирский комплект — минус один. За спиной водителя на двойной скамейке сидела пожилая женщина в религиозном прикиде. Женщина сопровождала внука лет пяти при кипе и пейсах. Пейсы короткие, кипа вязаная, женщина суровая. Обожжённое солнцем, тяжёлым трудом отмеченное лицо обрамлял глухой чёрный платок. В руках у женщины была потрёпанная Псалтырь.
Машина вздрогнула.
«Ийе рацОн милефанЕха» — зашуршали листки молитвенника. Вика закрыла глаза, склонилась к окну. Молитва прервалась. «Ежи еси на небеси» — повернула голову и упёрлась в чёрные глаза пожилой еврейки. Женщина ткнула в Вику Псалтырью:
