— Как он точно сказал? — требовательно спросил чей-то звонкий голос. — Повтори!
— Шкуру с живой, говорит, сдирать не буду, — отвечал другой голос, поглуше. — Живую не приводите. Мне, говорит, еще придется самому обрабатывать, эту снимать… забыл, как она называется.
— М-мездру, — сказал третий голос, басовитый и чуть заикающийся.
— Точно, — подхватил второй голос.
— Что он, околпел? — воскликнул первый голос. — Может, кому другому сдадим?
— А кому? — скучно произнес второй голос. — Больше я никого не знаю.
— А кто когда шкуры со зверей с-снимал? — спросил третий.
Возникла долгая пауза. Потом кто-то плюнул, и один кровавый летучий огонек погас.
— Я однажды видел, как кролика обдирают, — ответил второй.
— А я… никогда не видел, ник-когда…
— Прежде всего надо ее убить, — объявил первый голос.
— М-может, бросим это все на фиг? — спросил третий.
— А три червонца ему отдать надо… — сказал первый. — Он придет домой требовать. Знаешь, что мне будет. Мать все колонией пугает.
— А может, этот Нулик принесет?
— А ждали же его до четырех.
— Да он таких денег в глаза не видал.
— А вдруг? — с надеждой спросил третий.
— Все равно убить ее надо, — сказал глухой голос. — А то она запомнит место, где лежала связанная, и всех сюда приведет…
— Это точно, — сказал первый.
— А кто б-будет убивать?
— Вот ты и будешь.
— Ч-чего эт-то я? Я его я-т-то? Кто сказал убить, тот и убивай…
— Может, ты убьешь, Толокно?
— Тебе надо, ты воще и валяй.
— А может, ж-жреб-бий?
Толокно запалил зажигалку, подошел к стене и соединил кончики оголенного шнура. Вспыхнул свет. Теперь стали видны все трое: он, Игорястик и Стас. Оказывается, все они сидели на старом диване с высокой спинкой. К дивану был придвинут письменный столик без ящиков. А на стене — развешаны разноцветные афиши «Автоэкспорта» с изображениями мотоциклов и машин, олимпийский плакат с фотографией ринга и боксеров и старый настенный календарь с портретами немыслимых красоток. Гора фантиков на столе свидетельствовала о том, что здесь молодые люди лакомились конфетами. Короче — это был их тайный клуб.
Из соседней комнаты донеслось грозное собачье урчание и какие-то странные звуки, похожие на шепот.
— Ч-ч-ч-ч…
Потом какая-то возня, скрип половиц и снова:
— Ш-ш-ш-ш…
Это было необъяснимо и страшно.
— Кто там? — прошептал Стас. — Маринка?
— Я ей запретил приходить, — ответил шепотом Игорястик. — При тебе же.
— Гав! — раздалось из соседней комнаты, и снова повторились те же непонятные звуки.
