— Почему он такой, гражданин Селищев Марк?
— Пропала собака, — сказал Марик.
— Ясно, — прервал его милиционер. — Начинаются сказки. Идемте в отделение.
— Ой, пожалуйста! — вскрикнул Марик. — Не задерживайте меня. Собака погибнет. Ее наверняка убьют… Мне до четырех часов надо. Честное слово, все, что говорю, — правда!.. А я к вам потом приду в отделение, и делайте со мной, что хотите. Эту собаку мы все очень любим, она у нас как живой человек… Честно!.. Только сейчас отпустите меня, пожалуйста, очень вас прошу, а когда скажете, я приду… Вот увидите, вы удивитесь… Хотите, часы в залог оставлю… Ой, уже три часа!..
— Часы отставить…
Марик принялся отстегивать часы.
— Не оставить, а отставить. Разница понятна?
— Да, — смущенно прошептал Марик.
— Молнию закрыть, — сказал милиционер, указывая на стоящую возле Мариковых ног сумку.
Марик послушно затянул молнию. Гневное око скрылось.
— Сумку на пле…чо!
Марик вскинул лямку и поправил ее на плече.
— Шагом марш!
— Куда? — шепотом спросил перепуганный Марик.
— До-мой! — скомандовал милиционер и добавил: — Если еще раз увижу вас здесь, гражданин Селищев, веры вам больше не будет, со всеми вытекающими последствиями. Понятно говорю? — закончил он голосом как из репродуктора милицейской машины, таким грозным, что Марик вздрогнул.
А ведь человек, оказывается, привыкает к темноте, ну, не к такой, про которую говорят «хоть глаз выколи», а к обычной, когда почти совсем темно, привыкает и начинает в этих потемках чуток разбираться и соображать, где что находится. Когда Оля в первый раз услышала чудовищные стоны мучающихся домовых или всхлипы привидений — а кого же еще? — тогда она едва не потеряла сознание от ужаса… Но вот эти звуки повторились во второй и в третий раз, а с ней ничего не произошло, никто ее ни когтем не царапнул, ни крылом не задел, ни хвостом не тронул и ничем не испугал. И Оля начала приходить в себя. Она огляделась по сторонам… Лестница… болтающееся полотно вымокших обоев… пыльные занавески на разбитом окне… А вот, внизу, какие-то двери… Оля приподнялась, потом с опаской встала на зыбкие ноги, ощутила себя в вертикальном положении и сделала шаг вперед. И тут же, как только скрипнул пол под ее ногами, раздалось глухое и протяжное «эммэу!..» Оля как держалась за балясину лестницы, так и прижалась к ней щекой. «Эмммэу!..» — раздалось такое печальное стенанье, что просто сердце разрывалось от жалости.
— Кто ты, кто ты? Где ты, где ты?.. — спрашивала Оля, и тотчас что-то застучало по полу. — Иду… Иду… — Оле почему-то стало не так страшно. В стуке этом ей почудилось что-то знакомое, но что именно, никак не вспоминалось. Он явно раздавался из-за двери. Оля потихоньку направилась к ней, все время шепча:
