Молоточки бились о струны, музыка витала. Лариков воодушевлялся:
— А там, где бабки, там «гирла». Это, знаете ли, незыблемый, можно сказать, закон объективной реальности. Женюсь. Я старомодных убеждений. Пусть она даже и из филологичек будет. Не страшно. Станет писанину мою читать. Хвалить. И не только по-семейному. Я, правда, способный был, мне в университете говорили… а раз способный, и мне раздельный…
— Стих! — удивился Вараксин.
— Ага, — подтвердил Лариков, — поэма.
Вальсок вился, за окнами синь сгущалась. Сидели тихо. Лариков руки с рояля снял. Где-то далеко свиристела одинокая ночная птица.
— А ты сам-то знаешь, чего ты в действительности от них хочешь? — спросил Вараксин Андрея в тишине.
— Знаю, — сказал тот, помолчав.
— Чего?
— Чтобы в жизни они себе чего-нибудь сочинили. Так сказать, на вольную тему. И не ища слов в тетрадке. В жизни, понимаешь ли, у себя…
И снова в тишине крикнула дальняя птица. Голубь взмахнул крылами, покружил, улетел.
— Вот те раз! — сказал Лариков.
— Вернется… — успокоил его Валентин.
Отсюда, от дальней рощи, зачаленный у берега «поплавок» казался совсем небольшим.
— А вы еще чего-нибудь не могли бы? — спросил Андрей у Валентина.
Тот пожал плечами, налил стопку, зажмурившись опрокинул ее, на секунду закрыл лицо руками, выдохнул. Изо рта вырвалось огромное огненное облако, кувыркнулось в воздухе и растаяло.
Уже одеревенев, Ася сидела на лавке. Преданно зябла рядом девушка на картине. Туман все не уходил.
Дед у телевизора позы не менял: сухая спина прямо, ноги рядком, рука на отлете.
Как обещали, показывали из Парижа. Лиза Минелли пела в «Олимпия-холл». С ярко освещенной сцены протягивала свои длинные красивые руки к тысячам людей, скрытых сумраком зала. Лицом то печалилась, то светлела.
Ася сидела, коченея. Картина рядом. Тихо.
Темнота. Шорохи. Горячее дыхание. Внезапно все стихает. — Тебе чего — плохо?
Вилькин голос.
— С чего ты взял? — Олин удивленный.
— А чего дышишь так?..
— Что ты спрашиваешь, ненормальный?..
Пауза. Снова шорох. И дыхание. Еще горячее. Потом опять тишина.
— Нет, может, правда плохо?
Все черно.
Ася подтянула колени под подбородок. Ноги обхватила руками. Так теплее.
Дальний треск мотоцикла. Ближе… Разговор, вскрик, хохот. Голоса.
В смятении встала. Бессмысленно пригладила волосы. Села опять.
Мотоцикл остановился на мосту. Что-то говорили сквозь смех. Потом стали, прощаясь, обниматься Николай, Валентин, Андрей… И тут Асю настиг стыд. Но бежать уже поздно было. И некуда. Она откинулась спиной к забору. Закрыла глаза. Будто спит.
