Сумерки.
У калитки, похожие на сбившиеся перед ливнем плотные гряды облаков, теснились кусты. Дом едва просматривался отсюда. Ася прислонила картину к лавке. Достала из кармана зеркальце. Оглядела себя. По ту сторону калитки запаяла собака. Прыгала, беззлобно скалясь. От дома отделился человек. Сквозь туман прошел к калитке.
— Андрей Николаевич… — начала вопрос Ася.
— Нету, — ловко закончил дед. Он почему-то был при параде. Пиджак застегнут на все пуговицы. Под лацканом рядком медали.
Опять лениво гавкнула собака.
— Гошка, цыть.
В небе зажглась звезда.
— Пока его нету, но придет, конечно, куда деться? — с охотой продолжал дед. — Хотите, в доме его подождите, — сказал старик и махнул рукой в отдаленные сумерки. — Чаю попить можем. Телевизор посмотрим. Скоро «Время». А потом из Парижу показывать обещались… Поглядим, как они там.
— Спасибо, — сказала Ася. — Я тут, если можно, пока подожду.
— Как желаешь…
Старик побрел к дому. Собака трусила следом. Ася села на скамейку. Картину поставила рядом.
Песня продолжалась. Опять мерцали Пашины штаны. Пели вдвоем с Левой. Когда доходили до повтора — люди кругом подхватывали.
Празднество происходило в летней беседке. Беседка стояла среди поля. Рядком тянулись старые деревянные дома: почти деревня, у поля, на краю. Струясь между домами, к Большому озеру уходили протоки.
Народу собралось много. Все больше пожилые люди. Соседи. Материны друзья.
— Вот, — негромко говорила Оле мать, — видите? Это ему еще годочка нет. Виленьке нашему. Худой до чего, правда?
Оля разглядывала фотографии: большеголовый, тощий Вилька, совсем голый, полз по столу. Напряженно улыбающаяся неведомому фотографу мать аккуратно придерживала его за лодыжку.
Мать снова полезла в затертую сумочку. Вытащила еще бумажный пакетик. Развернула.
— Это кудельки его, — показала Оле светленький клок волос. — Около двух срезала. Он у нас кучерявый родился. Как Пушкин. Только рыжий.
— И дурной, — закончил Вилька.
— Зачем ты так? — обиделась мать, но тут же отвлеклась. — А вот зуб его. — И действительно достала из газетного кулечка зуб. — Молочний. Этот первый выпал.
— Ладно тебе, — запротестовал Вилька. — Просто дендрарий какой-то…
— Вас, простите, как уменьшительно называть? — не обращая внимания на сына, поинтересовалась мать.
— И уменьшительно тоже, наверное, Оля, — подумав, ответила Оля.
Песня все длилась.
Мать склонилась к Вилиному уху, зашептала:
— Я за тебя рада. Она мне, знаешь, нравится…
