— Как страшно звучит — была.
— Как ни звучит, а была. И уже нету.
— Зачем ты так? Она живет еще, Гриша, существует… Мертвые долго продолжают жить в сознании живых.
— Продолжают, но не бесконечно. Мне очень жаль Женю. Анюту жаль, матери лишилась… Но дочь уже большая, не ребенок.
— Анюта еще совсем ребенок.
— Мне показалось, дочь не сторонится тебя.
— Анюта была первой, кого я увидела здесь.
— Мне кажется, я догадываюсь, почему дочь так тебя встретила. Она сейчас не столько думает о себе, сколько обо мне. Возможно, ей кажется, что мое спасение сейчас в тебе.
— Нет, нет!
— Живое продолжает жить, Ольга. Кто осудит человека, который после такого, пусть не сразу, по находит себе друга в жизни? Сама жизнь требует продолжения жизни.
— Если бы у человека было только сердце, а не было разума, тогда с этим можно было бы примириться, по когда есть память…
— Ты сама противоречишь себе!
— В чем я себе противоречу?
— Когда погиб твой муж, которого ты любила… Любила?
— По-своему любила…
— Все любят по-своему. В тебе же нашлась сила полюбить снова? Что же ты молчишь? Или это была не любовь?
— Любовь, Гриша, любовь… — Из уст Чернобривцевой вдруг вырвалось: — Не можем мы быть вместе! Не можем! Она всегда будет стоять между нами!
Березин отступил на несколько шагов, опустил голову:
— Может, я скажу страшные слова, но я не любил ее… Плохо это, но не любил. А для нее я был все, свет в окошке.
— А если я подчинюсь тебе?
— Ты — нет. Ты не можешь подчиниться.
— Подчинилась же я тебе однажды.
— Ты любви своей подчинилась. Хорошо жить друг с другом могут только разные люди.
— Значит, мы разные?
— Да, разные. И в этом наше счастье с тобой! Вот о чем я думал все это время. Мы должны быть вместе! Пусть не сразу… Пройдет время…
— Нет, Гриша, нет! Я не найду в себе силы! Не смогу переступить через это!
— Значит, ко всем моим горестям ты решила прибавить новые, самые тяжкие?
— Ты сильный, ты выдержишь.
— Неужели одна смерть должна тащить за собой две, а может, и четыре людских судьбы? Разве это не самое большое преступление перед собой? Ты нужна мне как друг, как самый близкий человек в мире. Думал, тосковал о тебе, вспоминал, какая ты!
— А какая я?
— Что я буду тебе говорить?!
— Говори! Я хочу еще раз услышать!
— Единственная… Любимая…
— Папа, тебя люди зовут, — вновь появилась Анюта.
— Скажи, занят я, занят!
— Если зовут люди, надо пойти, — покачала головой Чернобривцева.
Едва отошел Березин, на глазах Ольги появились слезы.
