— Вы ему адреса никакого не давали?
— Нет.
— И фамилии не называли?
— Нет. Упаси бог! Я дал ему только костюм и ботинки. Ах да, вспомнил, он все время спрашивал, как пройти отсюда до Столярной улицы. И больше ничего…
— Пан Мурский, вы что — идиотами нас считаете? Кто же поверит, что оттуда, из-за кордона, приходит человек, чтобы передать вам привет от вашей сестры, поесть у вас конской колбасы с картошкой и сменить костюм? Зачем он пришел?!
— Не знаю, господа, не знаю. Он только привет передал… Только привет. Разве я бы вам не рассказал? Разве с таким, прошу прощения, галстуком на шее приятно разговарива…
Трубочисты подзатянули петлю и перекинули веревку через стропила, и тогда Мурский стал делать знаки, что хочет сказать. Возможность была предоставлена.
— За золотом… Он за каким-то золотом. Не может вернуться к ней с пустыми руками. Так он сказал.
Трубочисты тут же сняли с шеи Мурского веревку, и антиквар рухнул наземь.
— Господи! Что за время! Что за мир? Никому нельзя открывать двери… Никому… Никому…
Вероника спустилась в подвал с той же тухлой капустой и зачерствелой краюхой хлеба. Поставила рядом с тюфяком.
— Ешь, — сказала она. — Ничего лучшего, к сожалению, у нас нет. Чем богаты, тем и рады.
— Не хочу, — замотал головой Забелла.
— Не бойся, не отравлено. Сейчас я при тебе отведаю.
Она зачерпнула ложкой, поднесла ко рту и проглотила.
Забелла пристально смотрел на нее, и не было в его взгляде ни подозрения, ни доверия, а только любопытство.
— Ешь, дурак… И благодари бога!
— За что?
— За то, что жив. Война давно кончилась, а люди все воюют и воюют… На кой черт тебе Лис?
Забелла обмакнул краюху хлеба в похлебку и попытался разгрызть ее.
— Хочешь, я тебя выпущу? Мне все равно, кто ты. Только уходи.
В подвале слышно было, как на зубах Забеллы хрустела черствая корка.
— Ты кого-нибудь любил? — неожиданно спросила Вероника.
— Нет, — ответил Забелла. — Времени не было.
— Господи! И тебе не хочется… Перед смертью? Хоть немножко, хоть капельку? И потом — пускай хоть небо рушится!
Забелла молчал.
— Ты, наверно, никому на свете не веришь, — тихо сказала Вероника. — Никому.
— А с какой стати я должен верить каждому? В гимназии я еще верил в слова, а сейчас все слова умерли.
— Слова, если они от сердца, не умирают. Это говорю тебе я, грязная, бездомная кошка из развалин. Куда ты суешь свою лохматую голову?
Вероника нагнулась и погладила его.
— Перестань, — прохрипел Забелла.
— Дурак! Красный… Зеленый… Белый дурак! Они убьют тебя!
