Вход.
Утро. Хотел бы я сказать, что оно красит новым светом, да вот нет. Под рукой противно чавкнуло, была надежда, что это грязь, но пришлось разочароваться. Шавки дворовые брешут, бегают, свинки ползают, рой насекомых летает. Голожопый шалун таращится на меня сквозь дощатый забор. Этот забор тянулся вдоль всего нашего рабского загона, а сверху была накинута сеть, по виду и запаху рыбацкая. Связаны мы не были. Кроме меня — пара чумазо грязных оборванцев, уровнем гораздо ниже моего.
Один из них выпучил глаза на громадную краснокожую бабу с гигантскими грудями, одну она ловко заправила за травяную юбку, а вторую перекинула через плечо и поила карапуза лет семи, который сидел там в корзинке.
— Ммм шикарно, — пуская слюни, промолвил один из моих коллег по рабской доле.
Я вопросительно выгнул бровь и этот беззубый старик указал на неё.
— Ладная бабенка. Такую хош под себя тащи, хош бревна носи, на все пригодна.
Женщина, услышав его слова, заалела румянцем и сморщила в улыбке свои черные усищи.
Я сплюнул и отошел в сторонку.
— Просто не сезон для твоего перца, — донеслись до меня слова старика.
— Зря ты так. Она и вправду хороша, — ко мне подсел еще один обитатель нашего загона.
Щуплый мужчина, чернявый и толстогубый, чем-то похожий на Манангу, наверно тоже прибрежник. Про таких говорят, что они мечтают не о свободе, а о своих рабах.
— Я вот как свою жену брал, она тоже красивой была. Плуг исправно тащила, дом нам поставила, справила. Скотину и птицу всю обхаживала. А потом года через три, как ей шестнадцать стукнуло совсем дохлой стала, и волос долгий черный расти начал. Прогнал я ее за такие дела, — продолжил он рассказ.
И еще минут пятнадцать подобного трепа. Я уж нацелился прикончить его и прикопать в этой же грязи. Все равно тут бланков строгой отчетности нет, никто за нами не следит толком. В это время за оградой почувствовалось оживление и я поспешил к ней.
— Тебе повезло парень. Это покупатели, никак ярмарка сегодня будет, — прошамкал давешний дед.
Но он ошибся. Ни сегодня, ни через день покупателей не было. А нас гоняли на работу, ибо тут как в армии. Раб должен быть занятым и уставшим, чтоб ему в голову разные плохие мысли не лезли. Радовало, что я имел возможность в реал выходить иначе действительно изнурен был бы донельзя. И не столько физически, сколь морально. А в игре мы копали и засыпали канавы, рубили и сажали деревья, строили дома из глины для жителей, если нас кто-то брал в аренду у хозяина. В конце концов, что отделяет человека от раба? Деньги? Власть? Нет. Человек выбирает, раб — повинуется. Ели мало, а спали и того меньше. Дед загнулся на третий день. Его забрали вечером и отволокли в неизвестном направлении. Наверно просто выкинули в овраг или сожгли.
