Сергей машинально кивнет, хотя подумает вот о чем: ну отчего порой вот так нелепо складываются человеческие судьбы?..
Нет, на сегодня, кажется, обошлось. Вернулась с обеда лаборантка Галя, в присутствии которой Вадим Бонифатович считает ниже своего достоинства пускаться в какие бы то ни было откровения.
В обязанности лаборантки, кроме возни с папками и технической документацией, входило ежедневное посещение красного уголка в прессовом корпусе, где установлен кинопроектор «Украина» для прокручивания в послеобеденное время технических фильмов. Желающих, как правило, палкой не загнать на просмотр этих фильмов — куда, выходит, приятнее скоротать свободные минуты за партией в шашки или домино, а то просто — за разговорами. Зарядив аппарат пленкой, Галя просиживала в пустом зале положенные сорок минут и, не дождавшись зрителей, слегка сконфуженная и растерянная, возвращалась в отдел. Иногда, собравшись с духом, шла прямо в кабинет начальника. Василевич сочувственно выслушивал, исподволь оглядывая ее с ног до головы, и когда Гале становилось неловко от этого настырного, ощупывающего взгляда и она невольно принималась поправлять то прическу, то кофточку на груди, Василевич чуточку смущенно отводил глаза в сторону, говорил тихим проникновенным голосом:
— Понимаете, Галина Альбертовна, не моя это прихоть. Начальству сверху, — он кротко взглядывал в потолок, — виднее, верно?
— А меня не станут ругать, что я ежедневно просиживаю в пустом зале около часа, ничего не делая? — строго допрашивала лаборантка начальника.
— Можешь читать книжки про любовь… Будешь… не одна, — великодушно шутил Василевич.
Сегодня, взглянув на золотые часики, она прошла к окну и включила репродуктор, надеясь послушать эстраду в программе «В обеденный перерыв».
Вадим Бонифатович, едва заслышав первые ноты «Арлекино», съежился и побледнел. Дело в том, что голос популярной певицы и особенно манера поведения ее на сцене выводят его из себя.
Но просто так выключить репродуктор по меньшей мере грубо и нетактично со стороны солидного и интеллигентного мужчины. И ему ничего другого не остается, как выбежать в коридор. На пороге он не забывает козырнуть:
— Поуважала бы возраст и образование!
Лаборантка Галя, скромненько усевшись на свое место и пригнув голову к столу, спрятала затуманенные слезой глаза и жаркий румянец на щеках в копне густых каштановых волос. Она едва сдерживается, чтобы не заплакать, но и у нее, оказывается, честолюбие в последний момент перетягивает на чашечках невидимых весов женскую слабость.
