— Кто?
— Да о ком я тебе рассказываю битый час? — Тамара холодно, почти неприязненно взглянула на брата.
— И Жорка… знал об этом?
— Представь, знал.
Тамара минуту сидела молча, отрешенная и безучастная ко всему, но по тому, с каким упорством она разглядывала подрагивающие кончики пальцев рук на коленях, Сергей понял, что сестра в любую секунду может разрыдаться — достаточно капли его сочувствия, жалости.
Они лежали на полу, разделенные раскладушкой с безмятежно раскинувшим на ней руки Игорьком, и молча слушали дробное постукивание капель дождя о жесть подоконников.
— Ты, наверное, уже не помнишь старого Галайду? — Мягкий, приглушенный голос Тамары долетал будто из-за перегородки.
Сергей слегка приподнялся на локтях.
— Это того самого ольшанского колдуна?
— Тебе было всего годика три, когда он сгинул. Собрался помирать, а вместо этого как в воду канул. До сих пор не знают, как, что и где.
— Слыхал вполуха эту легенду… А ты что это колдуна на ночь вспомнила?
— Да так. В сорок первом мне исполнилось шесть годков. На дворе стояла, кажись, мокрая осень, дожди все на огороде погноили. На вечеринки от начала войны не собирались — нечего было на них делать, поэтому шли, в основном женщины, в соседние Ольшаны. Восемь километров туда да обратно столько же по грязи: старец Галайда библию толковал. Занятно это у него получалось. Однажды только мама взяла меня с собой, а вот запомнилось…
— И ты в шесть лет понимала, что толкует библия? — Сергей снисходительно покосился в темноте на сестру.
— Да не в библии дело, а в самом толкователе. Думаешь, мы заради нового и старого завета ноги били?.. Люди надеждой жили, и он это слово умел заронить в душу.
— Ага, сейчас дошло. И о чем он вам толковал?
— Дядя, ножки промочил… — всхлипнул во сне Игорек.
— Тсс! — Тамара прижала к губам палец, наклонилась над сыном, но он дышал ровно и спокойно. — Может, тоже спать будем?
— Куда теперь заснуть! Колдун в белом стоит перед глазами.
— А ты не смейся. Он первый сказал нашим людям, что немец допрет до Москвы, а от красных стен Кремля русское воинство погонит и погонит его до железных ворот смуродного Берлина… Откуда он мог знать такое, скажи? Ну, что крови невинной много прольется, знали и без него. И что счастливая жизнь наступит, знали. Не это засело в памяти, а вот какие слова: чем упорнее люди будут в стремлении к богатству и могуществу, тем чаще станет болеть земля. Да никто не прислушивается к ее стону-мольбе. Запоят, закормят землю лекарствами, то есть удобрениями, урожаи небывалые соберут, а того и не заметят, что давно, болеет она. Сперва родить откажется. Случится такое, может, через сто, может, через триста лет… Точно никто не знает.
