— Как это?
— Так. Он, когда работал, в кредит взял. Полгода уже не платил, раньше бумажки присылали, теперь вообще молчат…
— Да-а, живете вы тут, я б сказал… — Сергей удивленно-весело покрутил головой. — Лихо живете! Как на вулкане. Раскладушка хоть найдется гостю?
— Сломанная… В самом деле — не на полу же тебя класть? — спохватилась Тамара, вылезая из-за стола. — Может, посмотришь, а? С пружинами что-то…
— Где она у тебя?
— На балконе.
— Ладно. Заодно покурю.
На них — немолодого пьяного мужчину и пятилетнего мальчонку, видимо, сына, — поначалу никто не обратил внимания. Взгляды нескольких десятков людей, растянувшихся неровной цепочкой вдоль дороги, были прикованы к пролетавшим мимо продолговатым коробкам автофургонов, мощным «КамАЗам», юрким щеголеватым «Жигулям»…
Эти люди вдоль шоссе, горожане в первом поколении, у которых осталась многочисленная родня в деревне, уже основательно привыкли к городской окраине: тут стоят их блочные кооперативные дома, гастроном «Универсам», почта, аптека, сберкасса, тут привычная глазу временно неблагоустроенная территория, которая в ненастье испытывает терпение новоселов немыслимой грязищей на подходе к домам, а в жару — пылью пополам с выхлопными газами. По правую, сторону Брестского шоссе, у молодых, всего лет пять как посаженных лип, — место поджидания попутного транспорта.
Живет не изживется в крови недавних сельских жителей застарелая привычка — добираться в неблизкое село и обратно, если повезет, попутным транспортом. Простоять впустую можно и час, и два, а вот затратить этот час на то, чтобы без суеты подъехать на вокзал и купить в предварительной кассе билет, — в тягость.
Проносятся мимо полупустые маршрутные автобусы, провожают их десятки скучающих глаз — и ничего: будто так и должно быть. Но притормози один из этих автобусов да подбери желающих — какой бы радостью засветились эти глаза! Стоят и ждут. Вот как порой объяснить проявление странного, непонятного и раздражающего людского упрямства?
Так размышлял дежурный на посту ГАИ, наблюдая через окно с высоты примерно второго этажа за вереницей пассажиров, маячивших в отдаленье. Сам лет семь как из села, потому, может, и жалко людей, и обидно за людей, которых знает и чувствует как самых близких своих.
А тут еще — две эти фигурки, поневоле притягивающие к себе внимание: вдрызг пьяный мужчина и мальчонка при нем. Откуда они взялись с самого утра тут, на городской окраине? Мужчина, похоже, отец — в черном форменном полушубке, без шапки (не исключено, потерял именно сегодня). Пацан — в выцветшей болоньевой курточке, купленной в магазине навырост или, что вероятнее, с рук, в разбитых, видавших виды ботинках с облупленными и загнутыми вверх (издали заметно) носами. Прямо послевоенный мальчонка…
