— Не знаю. В деревне, у мамы, две недели побыла — и не смогла больше прятать от соседей глаза. Ушла… В Бресте, правда, улыбнулось с квартирой — я дворничихой устроилась, но срок договора истек — и гуляй, Вера…
— Может, лучше бы… в детский приют его?
— Думала сперва, съездила даже туда… Посмотрела — нет, не могу..
— Так тоже нельзя, как ты. Дитя-то в чем виновато?
— Ничего. Я на БАМ завербуюсь. Там, говорят, неплохо с работой и жильем.
— Неплохо-то неплохо, — вздохнула Тамара. — Да не для всякого. Тебе с маленьким на первых порах нелегко придется… И что это вы все востритесь на этот БАМ? Братец мой на днях в неприятность попал — тоже нацелился в те края… Не спеши. А если надумаешь — приезжай в Минск. Адрес пока прежний, но я скоро от завода получу квартиру. Подумай, девонька, я тебе худа не желаю. А что было, то быльем поросло. Ничего лучшего тебе пока не светит, а в Минске легче и с работой, ясли-садик имеются под боком, знакомые, и… вообще. Не понравится у меня — никто тебя неволить не станет. Кстати, — Тамара, заговорщицки усмехнувшись, повела низко опущенными глазами, — есть у меня кое-какие соображения… Обнадеживать, правда, не хочу — слишком серьезное по нонешним временам дело, — но может выгореть для тебя что-нибудь и с жильем. Понимаешь, о чем толкую. Подумай крепенько. Пора мне.
Вера пробыла в доме Сукачей почти неделю. Хозяйка, ухаживая за больной и ее ребенком, привязалась к ним, словно к невестке с внуком. После разговора с Тамарой, похоже, частично подслушанного, Вера неохотно удовлетворяла по вечерам любопытство ее старшей сестры. Но как только поднялась с постели, почувствовала себя лучше, — сразу засобиралась в дорогу.
Надежда навязала окрепнувшей после гриппа гостье в узлы одежды и еды, добыла где-то и детский костюмчик, горько всплакнула, держа на руках маленького Тарасика, непрерывно поправляя на нем кофточку и разглаживая невидимые складки.
Демьян, узнав, что Вера собирается в Минск, отлучился на автобазу и с молчаливого согласия заплаканной жены вызвался отвезти на вокзал, помочь с билетами.
После того как Никодим вернулся из мест заключения, много воды утекло в Припяти. Сменилось поколение. Многое забылось. Никодим закончил в Островецке курсы продавцов и начал заведовать сельмагом. Вера росла в хате бывшего предателя-полицая на тех же правах, что и две его старшие дочери.
Торгашеская жилка, которую Никодим вскоре почувствовал в себе, помогала выкручиваться во время всевозможных проверок и ревизий, и придавала весу в собственных глазах. Если б не прошлое!.. Проводя ночи в пьяном чаду за картами, утром, до света, поднимался и в одном исподнем привидением шастал по хате, костылем выгоняя домашних на болото за клюквой: «Пошли вон, мокрохвостые! До вечера чтоб не появлялись на глаза!» Хорошо, если успевали прихватить из кухонного шкафчика на целый день мыканья по лесистому болоту ржавый кусочек сала да хлеба горбушку. Сала почти всегда доставалось на один зуб, но какой необыкновенный вкус у него был! Да и ягод к хлебу было вдоволь…
