— А он разве не у тебя живет?
— Скучно ему стало у меня — перешел в общежитие. Говорит, что в общежитие — я не проверяла…
— А что — мог и на квартиру?
— Не знаю. Есть тут у него одна штучка, за которой осталась Жоркина служебка… Ты ее, кажется, не видел. А у нее дите от моего обормота. Словом, все описала в письме домой. А что мне оставалось делать? Может, поторопилась — надо было прежде тебе сказать, самим на него подействовать… — Тамара вздохнула и развела руками.
— Во-от оно что, — будто найдя ответ на донимавшие его сомнения, в раздумье кивнул Иван. — Ладно, завтра буду. Ты никуда утром? Поговорим, так сказать, в семейном кругу. А я-то думаю: к чему сон?..
По стенам в диспетчерской транспортного цеха развешаны плакаты по технике безопасности, всякого рода предписания, инструкции, объявления. В потолок вмонтирован вентилятор, шелестящий день-деньской над головами мелькающих тут людей с путевыми листами в руках. Всякий водитель или электрокарщик, оформляя у просторного, как на автостанции, окна наряд, прежде чем выйти в горячий, задернутый мутным покрывалом дыма цех, норовит подольше задержаться в чистой, свежей и по-своему уютной диспетчерской, перекинуться словцом с хорошенькой блондинкой Оксаной — диспетчером, работающей тут без году неделю. Впрочем, достаточно случайного взгляда на настенные часы «Терек», почему-то всегда покрытые изрядным слоем копоти (откуда тут, казалось бы, копоть?), чтобы тотчас придать лицу серьезный вид, деловито расписаться в журнале и, торопливо сунув путевку в нагрудный карман, с ходу настроиться на рабочий лад. Пора в цех: на трактор, автопогрузчик, электрокар…
Не всегда, правда, при оформлении наряда достаточно любезны и доброжелательны по отношению друг к другу новенькая диспетчерша и водитель. Ну вот, например, как сегодня…
— Я вас понимаю, но поймите и меня: где я вам возьму новую машину? Третий день вы одно и то же! Весь транспорт на руках — знаете прекрасно. Вчера, в третью, на ремонт встали еще два погрузчика…
— Я тут при чем, милая черешня?!
— Попрошу без выражений!
— Я пока не выражаюсь, но заявляю железно: на эту добитую ломачину, которую мне вручил Чуприс, ни в жисть не сяду.
— Во-первых, не знаю я никакого Чуприса, а во-вторых…
— Ну, я тоже сюда пришел не людей смешить! Или прикажете хорониться смену по темным углам?
Решительный тон новенького, широкий размах плеч, затемнивший свет в окне, наконец, твердые черные глаза покорили девушку.
