— Не обращай внимания, — сказала Алиса. — Она и про меня так говорит. Ничего не помнит.
Серафима откровенно фыркнула после её слов.
— Всё я помню, не надейся. — И смешно погрозила Алисе пальцем.
В гостиной появилась девушка в переднике, а Марина, заметив её, поинтересовалась:
— Лера, ты выпьешь шампанского?
— Э-э, да, спасибо.
Серафима снова ко мне прикоснулась, это не настораживало, но вызывало недоумение. Я посмотрела на неё, поняла, что старушка меня разглядывает, и снова кинула взгляд на Антона. Тот мне подмигнул. Его ситуация веселила.
— Боря расстраивался из-за того, что не мог с тобой общаться, — заявила она вдруг, и это заявление удивило всех. Я даже не знала, что сказать. Усомниться — вроде бы невежливо, умилиться и растрогаться — жалко. Поэтому лишь улыбнулась, причём достаточно криво.
А вот Алиса откровенно усомнилась в словах Серафимы.
— Мы с ним жили в одном доме, якобы, и то он не горел желанием со мной видеться чаще, чем раз в неделю. А две дочери сразу — это был бы для него явный перебор. Папа бы не справился.
— Алиса, не говори так, — упрекнула её Марина Леонидовна, надо сказать, что выглядела она недовольной. — Твой отец был занятым человеком.
— Да, Боря много работал, — поддакнул ей Сергей Владимирович.
А Серафима небрежно махнула рукой.
— Шлялся он больше, чем работал. Вот с этим и шлялся, — она указала старческим пальцем на Антона. — Нашёл себе компанию на старости лет. Этот-то хоть молодой и здоровый, как чёрт, а Боря дурак старый, всё хорохорился.
— Фима, что ж ты так про меня, — вроде бы посетовал Антон, хотя обиженным не выглядел.
Она пальцем в небо ткнула.
— Правда. Я всегда правду говорю, все знают.
— Ты бы про себя правду рассказала, — без особого уважения посоветовала ей Алиса. Я заметила, что бедной старушке тыкают все, но она, кажется, не расстраивается. И отчества её мне никто не сообщил. — Уверена, что твоя молодость была более, чем бурная.
— Я всегда была порядочной девушкой. По ночам с мужиками не скакала, как некоторые.
— Это ты на кого намекаешь?
— На твою мать, которая тебе такое позволяет.
— Серафима, — голос Марины был усталым. — У нас же гости.
Но та её, кажется, не услышала. На Алису смотрела с прищуром, после чего откровенно ту пристыдила:
— Э-эх, к отцу на поминки вырядилась с голыми ногами, сидит, прижимается к этому чертяке. Никакого стыда у нынешней молодёжи.
Антон широко улыбнулся.
— Серафима, скажи честно, я тебе нравлюсь?
— Я уже не в том возрасте, — вдруг легко отозвалась старушка, чем всех посмешила. Всех, кроме Марины. — Мне мужчины уже давно не нравятся. Всю вашу подлую натуру вызнала.
