– Самую маленькую монетку, о жалостливый, чтобы я мог прожить еще один день!
– Я никогда не подаю нищим, – сказал толстяк.
– Никогда?
– Да, это вопрос принципа.
– В таком случае возьми вот это, – и нищий сунул в руку толстяка сморщенный плод инжира.
– Зачем ты даешь мне это? – удивился толстяк.
– Это вопрос каприза. Я слишком беден, чтобы иметь принципы.
Толстяк двинулся дальше, зажав в кулаке инжир, не решаясь выбросить его, пока нищий мог его видеть, голова у него кружилась, начали дрожать ноги.
Он проходил мимо будки предсказателей судьбы. Дорогу ему преградила древняя старуха.
– Узнай свою судьбу, о господин! Узнай, что с тобой будет!
– Я никогда не позволяю предсказывать свою судьбу, – сказал толстяк.
– Это вопрос принципа. Но тут он вспомнил нищего. – Кроме того, я не могу себе это позволить.
– Твоя цена в твоей руке! – сказала старуха. Она вынула инжир из руки толстяка и провела его в будку. Она встряхнула медный сосуд и высыпала его содержимое на прилавок. В сосуде было около тридцати монет разнообразной формы, цвета и размера. Она внимательно посмотрела на них, затем взглянула на толстяка.
– Я предвижу надвигающиеся перемены, – сказала она. – Я вижу сопротивление, затем уступку, потом поражение и победу. Я вижу завершение и вновь начало.
– Ты можешь говорить более понятно? – спросил толстяк. Лоб и щеки его горели. В горле пересохло, и было трудно глотать.
– Разумеется, могу, – ответила старуха. – Но я не стану этого делать, ведь жалость – это добродетель, а ты мне нравишься.
Она внезапно отвернулась от него. Толстяк взял с прилавка небольшую монету из кованого железа и вышел.
Улица Начал. Улица Слоновой кости…
Его остановила женщина. Нельзя было сказать, была ли она молодая или старая. У нее были резкие черты лица, темные глаза обведены сурьмой, губы ярко накрашены охрой.
– Дорогой мой, – сказала она, – моя полная луна, моя пальма! Цена ничтожна, а удовольствие незабываемо.
– Я так не думаю, – ответил толстяк.
– Подумай об удовольствии, мой любимый, об удовольствии!
И действительно, как это ни было странно, толстяк подумал, что ему и вправду доставило бы удовольствие общение с этой грязной, болезненного вида женщиной с улицы, удовольствие большее, чем все заранее известные и стерильно чистые отношения прошлого. Вспышка романтических чувств! Но об этом не могло быть и речи, здесь процветал сифилис, и у него не было времени, ему нельзя было останавливаться.
– Как нибудь в другой раз, – сказал он.
