— Послушай, Гросс, — сказал Сидхо, — ведь барышня с тебя глаз не сводит! Посмотри, притворяется, будто смотрит на деревья, а глядит все время сюда! Ну, друг мой, сегодня ты меня обскакал, ничего не попишешь. Вот опять спряталась… Опять выглянула… То спрячется, то выглянет, то выглянет, то спрячется, ну ни дать ни взять баклан на воде — то нырнет, то вынырнет!
Сидхо уже орал во весь голос. Ёнэт принесла вино и закуски.
— Барышня просит вас принять угощение, — сказала она. — У нас, правда, все простое, без разносолов, но барышня надеется, что вы останетесь довольны и, как всегда, потешите ее своими шутками…
— Помилуйте, сколько беспокойства… — сказал Сидхо. — А нельзя ли попросить к нам барышню? Ведь, говоря по правде, мы к вам сегодня не из-за цветущей ветки вовсе, а из-за барышни… Что? Нет-нет, я ничего.
Ёнэт расхохоталась.
— Я ее уже звала выйти, а она сказала: «Я не знакома с приятелем господина Сидхо, и мне неловко». Я ей говорю: «Тогда, конечно, не выходите». А она и говорит: «Выйти все-таки хочется».
— Да что вы! — воскликнул Сидхо. — Это же мой самый близкий приятель, друг детства, можно сказать, мы с ним чуть ли не в лошадки вместе играли. Зачем же его стесняться? Мы ведь и пришли, чтобы хоть одним глазком взглянуть на нее!
После долгих уговоров Ёнэт все-таки вывела барышню к гостям. Барышня Цанни едва слышно поздоровалась с Сидхо и, застыдившись, присела позади служанки. Она словно прилипла к Ёнэт и всюду ходила за ней по пятам.
— Простите, что так долго не был у вас, — обратился к ней Сидхо. — Приятно видеть вас в добром здравии. Разрешите представить моего приятеля. Он холост, и зовут его рыцарь Гросс. А теперь давайте в честь нового знакомого обменяемся чарками… Вот так. Ого! Ни дать ни взять брачная церемония! Только там обмениваются трижды три раза…
Сидхо сыпал словами без передышки. Между тем барышня, стыдясь и радуясь одновременно, то и дело незаметно поглядывала на рыцаря. Известно, однако, что любовь говорит глазами не хуже, чем языком, и вот Гросс, глядевший как завороженный на прелестную девушку, ощутил, будто душа его вырвалась из тела и уносится в небеса. Так они сидели, а тем временем спустились сумерки, настало время зажигать огни, но Гросс и не заикался о возвращении домой. Наконец Сидхо спохватился:
— А мы изрядно засиделись, пора и честь знать.
— Ну что вы, господин Сидхо, — возразила Ёнэт. — Может быть, ваш товарищ еще не собирается уходить, почем вы знаете? И вообще, оставайтесь у нас ночевать!
