Поутру старуха меня разбудила и почти тотчас же усадила за работу. Мне велено было прясть, и я, не слыша оскорблений и недовольных окриков, вскоре выучилась этому. Еще я должна была ухаживать за птицей и за собакой, что доставляло мне немало удовольствия.
Я скоро освоилась с хозяйством, и все предметы вокруг стали знакомыми; мне уже казалось, что все так и должно быть, как есть, я перестала думать о странностях старухи, о том, что жилище наше так необычно и так отдалено от людей, и что птица — не простая птица. Красота ее всегда бросалась мне в глаза. Ее оперенье сияло всевозможными цветами, шейка и спинка переливались нежнейшей лазурью и ярчайшим пурпуром, а когда она начинала петь, то так гордо раздувала перышки, что становилась еще великолепнее.
Старуха часто уходила, а возвращалась не раньше вечера. Я выбегала вместе с преданной собачкой ей навстречу, а она называла меня своим дорогим дитятей, доченькой. Никто еще ко мне так не относился, и я полюбила ее, наконец, от чистого сердца, со всем пылом несчастного некогда ребенка. Мне было хорошо и покойно с ней.
По вечерам она учила меня читать. Я скоро освоилась и с этим искусством. Чтение стало для меня в моем уединении источником радости. Я с упоением читала то, что было у старушки — несколько старинных рукописных книг с чудесными сказками.
До сих пор дивлюсь себе, припоминая тогдашний мой образ жизни: не встречаясь ни с кем, я была замкнута в тесном семейном кругу, ведь не только старушка, но и собака, птица, они были для меня членами семьи. Но впоследствии я никак не могла вспомнить странной клички собаки, хотя часто тогда ее окликала.
Так я прожила у старушки четыре года, мне было уже около двенадцати. Моя покровительница становилась ко мне все доверчивее и, наконец, открыла свою тайну. Оказалось, что птица каждый день откладывает по яйцу, в котором находится или жемчужина, или драгоценный камень. Я и прежде замечала, что старушка потихоньку шарит в клетке, только никогда не обращала на это особенного внимания.
И вот наступило время когда она поручила мне собирать в ее отсутствие яйца и бережно складывать в те необыкновенные сосуды, которые так удивили меня, когда я в первый раз переступила порог этой хижины.
Она оставляла мне пищу и долго, несколько недель, месяцев не возвращалась домой. Прялка моя трещала, собака лаяла, чудесная птица пела, а в окрестностях было так тихо, что я не вспомню за то время ни одной бури, ни одного ненастного дня.
