Лес разбужен трелью птичьей,
Вострепенулся звонкий хор,
Мчатся птахи за добычей
Из чащобы на простор.
Я забыла и себя, и свою спасительницу. Мысли и взоры мои мечтательно блуждали между золотистыми облаками.
Мы взобрались на холм, осененный березками. Внизу расстилалась долина, тоже в зелени берез, среди которых виднелась маленькая хижина.
Веселый лай раздался нам навстречу. Маленькая собачонка, радостно виляя хвостом, кинулась к старухе, потом подбежала ко мне, обнюхала меня со всех сторон и снова вернулась к хозяйке, радостно подпрыгивая и повизгивая.
Спускаясь с пригорка, я услыхала какое-то чудное пение, невозможно было понять, кто поет, — таким странным показался голос:
Уединенье —
Мне наслажденье,
Сегодня, завтра,
Всегда одно:
Мне наслажденье —
Уединенье.
Эти немногие слова повторялись снова и снова. Звуки этой песни я бы сравнила разве только со сливающимися вдали звуками охотничьего рога и пастушеской свирели.
Любопытство мое было до крайности возбуждено. Не дожидаясь приглашения старухи, я вошла вслед за ней в хижину.
Несмотря на сумерки, я заметила, что комната была чисто прибрана, на полках стояло несколько чаш, на столе какие-то невиданные сосуды, а у окна в блестящей клетке сидела птица. Та самая птица, что так чудно пела.
Старуха кряхтела, кашляла, суетилась и, казалось, не могла найти себе покоя. Она то гладила собачку, то разговаривала с птицей, которая на все ее вопросы отвечала все той же песенкой. Мне казалось, что старуха напрочь забыла обо мне.
Рассматривая ее я не раз приходила в ужас. Лицо ее находилось в беспрестанном движении, голова тряслась, вероятно, от старости, так что я никак не могла словить, соединить в целое ее образ.
Отдохнув немного, она засветила свечу, накрыла крохотный столик и принесла ужин. Казалось, только тут она вспомнила обо мне и велела взять один из плетеных стульев.
Я уселась напротив нее, между нами стояла свеча.
Старушка сложила свои костлявые руки и, громко молясь, продолжала гримасничать, да так, что я чуть не захохотала, но удержалась, боясь рассердить Богом, чудом посланную мне спасительницу.
После ужина она опять стала молиться, а затем указала мне на постель в низкой узенькой комнатке. Сама же легла в большой. Оглушенная всем происшедшим, я быстро заснула, но среди ночи с беспокойством просыпалась, слыша то старухин кашель, то ее разговор с собакой и птицей. Птица вела себя спокойнее всех нас, но тоже несколько раз потихоньку напевала слова из своей песенки. Все это вместе с тихим шелестом берез за окном и трелями невидимого соловья составляло такую странную смесь, что мне казалось, будто я еще не проснулась, а просто из одного сновидения попала в другое, более удивительное.
