Киров | страница 8
Наконец, словно дойдя до точки кипения, товарищ адмирал вступил в долгую и неприятную дискуссию.
— И что Рудников хочет мне сказать? — спросил Вольский у радиста Николина. — Сообщи ему, что мы на пятнадцать минут отстаем от графика. За это время американская ударная группа может направить на нас двадцать крылатых ракет «Томагавк»[11] или чего-то похуже. За это время мы можем потерять эффект внезапности, и, скорее всего, будем раздумывать над нашими ошибками со дна моря. Человек, которые не слишком думает о времени, может получить его достаточно, когда его толстая уродливая лодка пришвартуется в Мурманске с остальными, чтобы отправиться на слом. Возможно, тогда он поймет истинное значение времени в военно-морских учениях.
Люди на мостике улыбнулись сами себе, будучи привычны к его склонности долго и тщательно перемывать кости тому, что не соответствовал его требованиям. Для них он был старым «папой Вольским», гранд-адмиралом, крестным отцом, «царем Северных морей». А они были его верными слугами, пользовавшимися его расположением – и многие получили свои посты благодаря ему. Он был ярким примером профессионального военного моряка, непревзойденного стратега, человека строгой дисциплины и, в то же время, настоящим отцом экипажа, который всегда считал своей семьей. Его сила, решительность и спокойное достоинство были примером для них многие годы – а его гнев становился проклятием. Одного его вида, задумчиво сидящего в командирском кресле, поигрывая трубкой в руках было достаточно, чтобы создать нужную обстановку. Когда он говорил, его глубоко посаженные глаза под седеющими бровями вспыхивали, а его глубокий сильный баритон как нельзя лучше соответствовал образу.
Они были готовы идти за ним, а он воздавал им за верность с щедростью, порой казавшейся неуместной на военном корабле, где спартанский аскетизм был правилом жизни. Тем не менее, никто особенно не удивлялся, если в кают-компании появлялась коробка прекрасных кубинских сигар в качестве подарка от адмирала.
С другой стороны, подобно морю вокруг, он был порой вспыльчив. В один момент его мог охватить гнев, в другое время в тех же обстоятельствах он мог сохранять стоическое спокойствие, задумчиво оценивая ситуацию, и мрак, потаенный в его душе, понять не мог никто. В такие моменты он выражал свое разочарование долгими монологами и чтением нотаций, как и любой отец с нашкодившими детьми. Он был тверд в отношении нарушителей, но не был ни жесток, ни бессердечен. Когда он кого-то распинал, тот мог покраснеть за десять секунд, но когда он кого-то хвалил, тот точно так же мог на месте расплыться от радости. Это было не просто бахвальство и демонстрация власти, данной ему его званием. Он просто излучал образ командира – формой, наклоном фуражки, всем. Леонид Вольский был адмиралом во всех смыслах этого слова.