Снег подчеркнул строгую геометрию цехов вдоль центральной аллеи, обсаженной тополями, выделил на синем небе причудливую вязь заиндевелых трубопроводов, белыми шапками лег на гранитный бордюр фонтана в сквере, на скамейки, на обелиск в центре заводского двора в память погибших во время войны заводчан.
Его поставили, вспомнил он рассказ Толи Головкова, еще в сорок четвертом, когда после освобождения Воронежа завод вернулся с Урала. Но вернулся не завод, вернулись люди, они заново и построили предприятие.
Он не видел этих людей, разве что — начальника цеха, Ивана Семеновича Кочетовкина, да его жену — кладовщицу Зою Дмитриевну, но кое-что уже понял в них: эти люди тогда, в сорок четвертом, восстанавливая завод, отвели место для газонов и сквера, для мраморного обелиска, для плавательного бассейна и Дома культуры. В сорок четвертом они были уверены в победе! И делали все в расчете на будущих, счастливых людей…
Первый снежный день показался Феде праздничным и по другой причине.
В обеденный перерыв Сергей Павлович отозвал Горошка в сторону и предложил вместе с ним «смотаться» в лес, за елкой.
— Зачем, Сергей Павлович? — не понял сначала Горошек. — До Нового года еще три недели. Да и будут их продавать на каждом углу.
— Так поедешь? Проветримся заодно, лесным духом подышим.
— А милиция? Оштрафуют за елку.
— Не бойся, мы у нас на даче возьмем.
— А батя позволит?
— А куда он денется… К тому же Новый год для бригады — послезавтра.
— Заканчиваем годовое задание?
— Вот именно. Только ребятам о елке ни слова.
Пригородный поезд на несколько секунд притормозил у разъезда Синицыно, и они выпрыгнули с высокой подножки на откос. Сразу за полотном начинался лес, уже прихваченный свежим морозом, но еще не потерявший своего терпкого дубового духа. Бригадир повел Федю просекой, по бокам которой зеленели елочки, догорали осыпанные порошей березы. Но господствовали дубы — рослые и нахохлившиеся, они островами возвышались над порослью послевоенных лет.
Одиннадцатого декабря, помнит Сергей, они пришли в цех за полчаса до начала рабочего дня. На проходной вахтер подозрительно оглядел большой, замотанный бечевкой сверток, велел показать содержимое. И только когда на него пахнуло свежей хвоей — смягчился.
— Ладно, проноси. Хоть и нарушение это!
В тепле цеха елка оттаяла, распрямилась. Поставили ее на табуретку у головного станка, рядом с инструментальным стеллажом, наскоро нарядили.
Маленькая была елочка, в метр всего высотой, но какой праздничный и лесной дух пошел от нее по участку, по всему механическому цеху!
