Непосредственным поводом для вооруженного выступления парижан стала публикация 26 июля в правительственной газете «Le Moniteur universel» королевских ордонансов, по существу, отменявших Хартию 1814 г. Распускалась только что избранная Палата и вводился новый избирательный закон, по которому право голоса предоставлялось почти исключительно крупным землевладельцам; права Палаты депутатов существенно урезались, а ее численность сокращалась с 428 членов до 258; цензура получала самые широкие полномочия, сделавшие практически невозможным издание оппозиционных газет.
Когда Карл X подписывал эти роковые для него ордонансы, он сказал присутствовавшим при этом министрам: «Теперь, господа, мы связаны не на жизнь, а на смерть». Казалось бы, он понимал ответственность момента. Тем более странным и необъяснимым был его отъезд на следующий день на охоту в Рамбуйе. Король даже не отдал распоряжений усилить столичный гарнизон верными частями. Он лишь назначил маршала Мармона военным губернатором Парижа, но не дал ему никаких инструкций. Такую же беззаботность проявил и Полиньяк, отправивший министров отдыхать после трудов праведных и сам уединившийся в своем доме.
Принятие ордонансов 26 июля было единодушно воспринято в Париже как начало государственного переворота с целью восстановления режима абсолютной монархии. Вечером того же дня депутаты оппозиции и либеральные журналисты собрались в здании редакции газеты «Le National» и составили протест против последних мер правительства, оценив их как противозаконные.
Утром следующего дня Полиньяк был разбужен звуком разбитого окна. Посмотрев на улицу, он увидел около своего дома толпу возбужденных парижан. Министр поспешил покинуть дом через черный ход.
В это же самое утро, в пять часов Гизо возвращается в Париж из Нима, куда он отправился накануне. В одиннадцать часов он «вступил в революцию».
С утра 27 июля между восставшими и правительственными войсками уже велись ожесточенные уличные бои. Достоверно не установлено, кто 27 июля первым бросил клич: «Долой Бурбонов!» Принято считать, что это сделали студенты во главе с Годфруа Кавеньяком.
Когда начались вооруженные столкновения, Гизо решил не оставаться безучастным зрителем и ждать развязки событий. В три часа дня он появляется на первом собрании у Казимира Перье, «где тридцать депутатов, напуганных собственной смелостью, вопрошали себя, имеют ли они право объединиться»
