Поля…
Необъятные украинские поля, слегка унавоженные куриным помётом. Когда ж они, блять, закончатся — эти конченые поля?! Третий час идём. Жара. Некультивированная земля, ссохшаяся валунами. Как только ноги до сих пор целы, удивляюсь? А, поди, ещё не подвернул ни разу.
Поля — режь чернозём вместо сала, и на хлеб его, на хлеб! Здесь пахнет, да-да, именно так! — здесь пахнет Родиной!
Ветер дует со стороны отстойников.
* * *
Я развлекаюсь воспоминаниями о колхозных буднях.
* * *
Стоим посреди комнаты, обозревая печальный пейзаж, — наше пристанище на двадцать дней: оголённые провода вместо розетки (провода эти почему-то вызывают приступ дикого хохота у Сусела и Червняка), прелые матрасы, сломанная тумбочка в углу. Н-да…
Слон определяет уклад нашего сосуществования — командирским голосом:
— Так, пацаны, я тут уже был в ЛТО год назад, и у нас было принято в палате не пердеть. Ясно? Всем?
Сусел, всем своим видом показывая, что авторитетность Слона для него не более чем подсохшие остатки фекалий на его, Сусела, околоанальных волосках:
— Ну?
Слон, чуть умерив обороты:
— Это я к тому, шо давайте договоримся, шо в палате не пердеть.
Сусел:
— Ну?
Слон:
— А кто пёрднет, тому все отпускают подсрачники. А?
Единогласно.
Через полчаса — звук, запах и голос Сусела:
— Слон, ты сам сказал.
Три полноценных удара по целлюлиту в районе кобчика.
Слон, обиженно:
— А почему так сильно?
Сусел, удовлетворённо:
— Слон, ты сам сказал.
Через 15 минут:
— Слон, становись.
Три удара. Кроссовками. По заднице.
Через 10 минут:
— Слон, ты чо жрал, падла?! В партер!
Ко всем своим пахучим талантам Слон ещё и оказался ужасным, прости господи, педантом, возведшим на пьедестал идолопоклонничества чистоту и порядок — в локальном смысле.
Однажды я имел неосторожность сесть на его аккуратно застеленную (не единой складки и стерильней бинта) кровать — настолько агрессивным я Серёгу не припоминаю ни до, ни после:
— Ты шо?! Куда?! Ёп твою мать!! Вставай!!
Я подскакиваю — неужели случилось нечто непоправимое?! — моими ягодицами раздавлена, как минимум, семейная реликвия, передающаяся из поколения в поколение с тех пор, как пра-пра-пра-Слон с намёком моргнул симпатичной обезьянке, целомудренно мастурбирующей на соседней ветке.
— И больше никогда! Слышишь — НИ-КОГ-ДА — не садись на МОЮ ПОСТЕЛЬ! Понял?! — Слон, дрожа, выравнивает складочки, сдувает пылинки и откровенно меня ненавидит.
А вот Суселу (Тушкану) глубоко положить носки на скомканную простыню — ему нравится Сивка-Бурка, он влюблён. Нет, не подумайте, что он питает неразделённую симпатию к героине русской народной сказки. Нет, и ещё раз нет. Тушкану (Суселу) очень нравится Яна Сивинир, наша высокая, русоволосая одноклассница (для своих Сивка-Бурка), девочка не по возрасту плотной в нужных местах комплекции.
