Интересовала она, надо сказать, не только Сусела: на пляже именно её весьма откровенно разглядывал Терминатор. Да и я, что греха таить, не упускал случая, чтобы, невзирая на довольно болезненные ответные побои, потискать её могучую грудь.
Да-а, любили мы это дело. Нет, не побои — потискать. И, собравшись чисто мужским коллективом, обсудить:
— У Сивки сиськи ничо.
— Да, ничо.
— Неплохие.
— А у Щуки лучше.
— У Щуки ваще солидные.
— И мне понравились. Классные.
— И у Ткали неплохие.
— А ты пробовал?
— Обижаешь. Я ж говорю — неплохие. Не как у Щуки, но ничо.
— А у Кривой видели сегодня, да? Когда купальник спал? А? На пляже?
— Не-а. И как?
— Мне понравились.
— Эх, жаль, я не видел.
Иногда мне кажется, что на размерах молочных желез помешался весь мир. И даже вселенная.
Сусел и я пришли слишком рано — дома не сиделось, не спалось нам дома — так курить хотелось: ушки на макушке магистральным трубопроводом. Первые два урока — труды: полтора часа окучивания напильником никому не нужной ржавой железяки.
Подымили, заныкавшись за тиром. Топаем к мастерским — Тимофеич, седобородый дядька, уже постарался, открыл мастерские, добро пожаловать. Заходим — никого: открыл, а сам похмеляться ушёл к завхозу. Традиция.
— А давай двери закроем. Изнутри.
— Давай, — я не против, хотя абсолютно не улавливаю смысла.
Скрипят несмазанные петли — тяжелые двери, металлические. Явно не напильником деланные. А если возле них ещё апостола Петра поставить в почётный караул, или там Вельзевула какого-нибудь… н-да…
Несколько минут спустя кто-то пытается войти. Естественно, безрезультатно — тут ломом хрен отогнёшь, не то, что за ручку дёргая. Мы не дышим — слушаем.
— Знаешь, Марин, я сегодня в зеркало смотрела — у меня грудь совсем не растёт. Маленькие такие. Как и были. Представляешь? Даже не знаю, что делать… — жалуется или кричит о помощи симпатичная блондиночка Вика. А?
— Нет, у меня с этим проблем нет. Я много капустки ем, и у меня большие выросли. Хорошие. Вот потрогай… — хвастается Марина, обладательница непомерным трудом накушанных перси.
Громко ржём, наслаждаясь яростными криками и видом содрогающихся врат — девушки тоже бывают не в духе.
Но не о том речь. Ибо Суселу нравится Сивка. Сильно нравится. Поэтому он регулярно дёргает её за волосы и отпускает подсрачники — в общем, даёт понять, что она ему не безразлична и дорога.
Сивка понимает и в порыве разделённой страсти наносит Суселу увесистые оплеухи. Сбивающие с ног. Любя. Человеку, менее овеянному прекрасным чувством, подобный знак внимания нанёс бы тяжёлое увечье, в крайнем случае, сотрясение мозга, при наличии оного, конечно. Сусел лишь расплывается, как блин по сковороде, от умиления и обожания: богиня снизошла, дотронулась к недостойной плоти смертного — будет о чём вспоминать долгими бессонными ночами.
