В этом контексте негативность предстает как некая пустота мира, которая обнажается в результате события и которую событие освобождает — и для скорби, и для нового рождения. В чрезвычайно оптимистической философии события Алена Бадью событие обнажает зияние пустоты лишь тогда, когда из этой пустоты появляются ранее незаметные феномены. Платонов же рисует нам ситуацию, когда негативная работа предшествует рождению нового, и прежде этого производства необходимо обрисовать саму указанную пустоту.
В. Еще один темпоральный вектор негативности направлен в будущее. Именно этот вектор обнаруживает живший в 1930-е годы в СССР Дьёрдь Лукач, автор наиболее серьезной философской книги, осмысляющей революции 1917–1919 годов, — “История и классовое сознание”. Лукач был близко знаком с Платоновым — два, может быть, наиболее глубоких мыслителя советского проекта общались и соотносили друг с другом свои концепции. Статья Лукача “Эммануил Левин”[66]посвящена позднему рассказу Платонова “Бессмертие” — наиболее, может быть, конформному, соцреалистическому его рассказу, который либеральные критики вообще не склонны рассматривать всерьез. Действительно, рассказ включает в себя, например, отеческую фигуру далекого наркома, изображенную во вполне святочном духе, и другие наивно-авторитарные элементы. И тем не менее именно из этого рассказа Лукачу удается извлечь основной принцип поэтики Платонова — ее негативность.
Начиная с “позитивных” моментов в образе Левина, в частности его способности руководить, органически согласовывать технику и природу (то есть преодолевать разрыв субъекта и объекта, присущий, по Лукачу, капиталистическому обществу), венгерский мыслитель постепенно подводит к главному:
Отрицательные свойства сами по себе еще не способны оживить литературный образ. Живое взаимодействие между достоинствами и ошибками человека, понимание того, что эти ошибки — не внешняя случайность, а очень часто вытекают из тех же достоинств, понимание того, как эти положительные свойства, в их единстве, связаны с социальной судьбой человека и с основными проблемами современности, — вот единственная возможная основа для создания жизненного литературного образа[67].
Так, мягко, вводится та негативность, которая у Платонова как раз ничего не оттеняет, а является доминирующей.
Не нужно обладать особой проницательностью для того, чтобы подметить в Левине черты скрытого страдания. Они чувствуются в разговоре с Пироговым (Левин хочет поставить вопрос об исключении Пирогова из партии): “…я, тоже бедный человек, может — беднее, несчастнее тебя! — воскликнул Левин, упустив на мгновение свою волю”
