, тоска, чувство остановившегося времени (проявляющиеся либо в бессильных ламентациях
[39], либо в яростной воле к развлечению и игре). Меланхолия — это чувство неопределенной потери, когда некий объект влечения (в нашем случае сакрализованное государство) потерян, но не изжит. Разрыв с объектом переходит тогда внутрь самого субъекта, в нашем случае — всего общества, и ведет к повторному «проигрышу» незавершенного разрыва — насилию социума по отношению к себе самому. «Застой» 1990-х годов был также проявлением самоторможения общества, его возврата к точке потери, и нежелания двигаться дальше. Но именно в этой точке застоя и затяжной тоски шла настоящая революция: обращение субъекта к себе и доступ его к событию, к времени как таковому — к тому, что движется, когда все стоит; к собственной силе сопротивления времени.
Тот же подлинно революционный эффект связан с упомянутой мною «инверсией» ценностей. Сам по себе переворот («революция» в буквальном смысле) недостаточно радикален, поскольку сохраняет нетронутой переворачиваемую структуру. Это отрицание, понятое в смысле альтернативного утверждения, то есть зависящее от отрицаемого утверждения и потому не отрицающее его по-настоящему. Отсюда известные инвективы Хайдеггера против революции и постреволюционной философской традиции, «перевертывающей» метафизику [40]. Но дело несколько тоньше, чем представлялось Хайдеггеру. В каком-то смысле перевернутая система ценностей является символическим противоядием, фармаконом от советской идеологии. В фиктивно-обратимой структуре символического, в отличие от действительного мира, противоположности взаимно уничтожаются. Более того, поскольку символический план обратимости не знает отрицания как такового (в неутвердительном смысле), то подобное взаимоуничтожение противоположностей является единственным способом выйти на уровень события и настоящего отрицания при помощи символических средств. Революция необратимо вводит точку зрения обратимости, от воображаемого переворота восходит к действительному сдвигу. Так, коперниканская инверсия птолемеевской системы послужила толчком к окончательной децентрации космологии. Подобным же образом инверсия советской идеологии — сама по себе вещь наивная и глупая — несет в себе потенциал радикального отрицания и дискредитации идеологической тщеты.
Нетрудно видеть, что этот потенциал был реализован. Наряду с переворотом идеологии и при его участии в обществе шел другой, более фундаментальный процесс направленной
