. Смерть врага не воскрешает друга. Отрицать высказанное кем-то утверждение значит еще раз повторять его уже с обратным знаком. Отрицая утверждение, я не отрицаю (а наоборот, повторяю) сам акт его
высказывания. При этом надо отметить, что язык не существует вне своего применения — а значит, структуры обратимости (то есть, по Соссюру, собственно «язык»)
применяются, идут в ход в самой речи и вообще во всех человеческих практиках, поскольку они символически структурированы.
3. Итак, внутри самого языка, внутри символической сферы, есть внутреннее несоответствие между точкой зрения обратимости и необратимости отрицания. Мы видели, как Витгенштейн переходит от первой из них ко второй, в акте иронической цензуры.
Различие этих двух планов можно передать как различие точки зрения субъекта высказываемого (sujet d’ОnoncО) и субъекта высказывания (sujet d’Оnonciacion) или, тоже в терминах Лакана, как разницу между воображаемым и собственно символическим планами языка. Можно говорить об отрицании высказываемого, или внутреннем отрицании, и об отрицании высказывания, или внешнем отрицании. Так, Лакан показывает [36], что удвоение отрицания, характерное, в разных ситуациях, и для французского, и для русского языка (я никогда не был в Африке), — это вид запирательства, денегации, где совмещается «внутреннее» и «внешнее» отрицание. То есть налицо попытка отрицать и содержание гипотезы, и сам акт ее высказывания, который субъект вынужден совершать в том же самом предложении (то есть я не только не был в Африке, но считаю диким само подозрение, что я там был).
Действительное использование языка и развитие символического опыта во времени строятся на этом несоответствии. Так, цикл экономического обмена «работает» только потому, что участвующие в нем предметы на самом деле неэквивалентны, и, более того, эта неэквивалентность внутренне предполагается актом обмена не менее, чем их фиктивное равенство в ценности (иначе зачем вообще меняться). Lex talionis ведет, как известно, к порочному кругу насилия с неограниченно растущей амплитудой, поскольку символическая компенсация всегда кажется недостаточной, позитивное отрицание не может уравновесить утверждение.
Ту же ситуацию можно описать и по-другому. Язык как сфера полной обратимости не соответствует конечному миру опыта. Следовательно, чтобы функционировать семантически, язык, как прокрустово ложе, нуждается в первичной добавке к миру «недостающей» части или, наоборот, в первичном изъятии из мира чрезмерного элемента. Эта первоначальная, необратимая и в то же время требующая постоянного повторения операция и конституирует означающее, символическое как таковое.
