– Вам идут распущенные волосы.
Увлеченная работой, Шарлотта успела забыть о присутствии Гийома. Ей казалось, он ушел, а хозяин сидел на прежнем месте и пристально наблюдал за ней.
– Спасибо, месье. Поднимайтесь, я скоро, – как можно мягче произнесла она.
– И не боитесь? – усмехнулся Гийом и действительно поднялся.
– Бояться надлежало прежде, теперь моя репутация загублена. Но я доверяю месье и не думаю о нем дурно.
Хотя, может, и следовало после нежданного комплимента. Они вдвоем, одни посреди ночи – именно так начиналось большинство историй грехопадения.
– Напрасно. – Ответ, вернее, его тон, горький, с привкусом давней боли, удивил. – Обо мне надлежит думать дурно.
Гийом ушел. Некоторое время Шарлотта еще слышала кашель хозяина. Господин Бош всеми силами старался его заглушить, чтобы не разбудить слуг, получались странные судорожные звуки.
Помешивая нехитрые ингредиенты, девушка размышляла над словами Гийома. Зачем он так о себе и что имел в виду? Дом на улице Шиповника весь пропитался тайнами, сама судьба привела сюда девушку – деньги к деньгам, секрет к секрету.
Вопреки опасениям, никто не остановил Шарлотту, не пристал с расспросами, и она благополучно отнесла наверх поднос с отваром и припарками. Завтра девушка прогуляется до аптечной лавки и докупит необходимые средства. Уже у самой двери хозяйской спальни экономку накрыло удушливое волнение. Гийом прав, ей следовало задуматься, куда она идет. Одна, ночью, к мужчине! «Он болен, – уняла предрассудки Шарлотта. – И если Мишель непорядочен, воспользовался бы любой ситуацией, чтобы удовлетворить инстинкты, господин Бош не такой». Очередное воспоминание о былом поклоннике, а ныне враге напомнило о письме Анриетты. Кажется, девушка придумала, какую плату взять за лечение.
Кое-как удерживая поднос одной рукой, Шарлотта постучала.
– Войдите!
Дверь распахнулась, и на пороге возник темный силуэт Гийома. Он погрузился в любимый мрак, оставив только ночник на прикроватном столике. Пламя робко трепетало, готовое в любую минуту погаснуть. Господин Бош хотел забрать поднос, но девушка качнула головой.
– Напрасно, вы можете упасть.
– А вы – уронить плоды моих трудов, – Шарлотта не привыкла тушеваться.
Даже теперь, когда болезнь медленно, но верно завоевывала тело, наливала его тяжестью жара, Гийом двигался поразительно легко, плавно, будто скользил во тьме. Он подошел к кровати и опустился на нее.
– Ну, приказывайте, мадемуазель!
– Свет режет вам глаза?
