, — спросила она, — творог со сметаной вместе или отдельно?
Я сидел и ел. Из зала, откуда меня только что увели, доносились звуки фисгармонии, такие святые и холодные, что можно было забыть о летней жаре. Я понимал, что ем некрасиво. Так давно голодал, что зубы разучились жевать. Я будто видел со стороны, что жадно хватаю пищу, как голодный старый пес, и комки творога перекатываются у меня за щекой. Надо мной висел обнаженный Иисус и умоляющим взглядом смотрел мне прямо в глаза. Он словно просил: «Не хватай так быстро, сын мой, а то еще подавишься…»
* * *
Я стал приходить к «англичанам» каждое утро.
Ел творог со сметаной вместе, творог со сметаной по отдельности и слушал, как рыжие девушки поют хором. Их пение сильно напоминало кошачий концерт в дождливую мартовскую ночь. Потом шел в маленькую кирху. В ней по полу были разбросаны подушечки, очень много шелковых подушечек, а на почетном месте стояла деревянная статуя Иисуса с покрашенной русой бородкой и красными ранами на груди, руках и ногах. В кирхе собирались пастор Фишельзон, мистер Ганз и с десяток евреев, которые уже не одну неделю приходили сюда изучать Священное Писание и готовились примкнуть к англосаксонской церкви или, как выражался пастор Фишельзон, «готовились заново родиться».
Среди этих «новорожденных» кого только не было. Был тут купец из России, все время чем-то озабоченный еврей с женой и двумя дочерьми. Его выселили из города, где он вел торговлю, и он бросил все дела, взял жену и детей и приехал в Варшаву. Русская церковь ему не нравилась: некогда ему каждый день молиться и к попам на исповедь ходить. Вот он и приехал, чтобы здесь быстренько креститься и вернуться домой. Был гимназист, который собирался поступать в университет и уже носил синий мундир с блестящими позолоченными пуговицами. Был молодой варшавянин со значком инженера на лацкане, он хотел устроиться на железную дорогу. Была молодая вдова, она собиралась замуж за выкреста. Был местечковый еврей-калека. Он приехал в Варшаву побираться, но мистер Клепфиш привел его сюда. Нищий каждый день терпеливо просиживал до конца, чтобы перехватить пару злотых и — до свиданья, Англия.
Пастор Фишельзон сидел во главе стола над раскрытой книгой и громко, нараспев читал слово за словом. Сначала он читал каждый стих на английском, а потом переводил на ломаный немецкий:
— И господь Иисус пришел в Вифлеем… И Мария была изгнана…
Прихожане сидели, опустив голову и стыдясь посмотреть друг другу в глаза. Фишельзон постоянно спрашивал:
